Атей же тем временем водил вокруг меня хороводы с самым задумчивым выражением лица. Только намотав не одну сотню метров, он огорченно вздохнул, поднес опять ко мне свой посох, который, как пылесос, втянул в себя весь огонь. Я осторожно пошевелила руками… ногами… вроде цела. Даже сарафанчик не подкоптился нисколько.

— Да, девица, с твоим здоровьем можно поля в одиночку возделывать.

— Ну вот и нашли наконец-то мое божественное предназначение. — Я облегченно вздохнула, окончательно убедившись, что вреда организму никакого не нанесено. — А можем мы о моем блистательном будущем хлебороба поговорить в другом месте? — Я многозначительно повела глазами вокруг. — В более душевной обстановке?

— Да, конечно, — согласно махнул головой огнепоклонник (мать твою!).

После этих слов Атей подошел к только ему ведомой части купола и проделал те же действия, что и в избушке. На этот раз я не заставила себя долго упрашивать, когда загорелся портал. В два прыжка, которым обзавидовалась бы сама Анна Павлова,[44] распластываясь в воздухе практически в шпагат (по-моему, в балете это «гранд жете» называется), я достигла портала. Даже если бы полу пришла в это время охота разбиваться льдинами под моими ногами, я бы все равно оказалась проворнее. Наступившие следом темнота в глазах и ушная заложенность были восприняты мной как величайшее благо.

В избушке Атей объяснил, что нутряная звезда обладает свойством излечивать буквально все внутренние хворобы. Сама она при этом остается неизменной, разве что при врачевании особо сложных недомоганий может слегка притухнуть пульсирующий огонь. И это все. В капсуле волхв обследовал меня и мои органы, но никаких отклонений или недавнего вмешательства не заметил. Поэтому получается, что камень не впитался в меня, а просто испарился.

После этого мне в руки по очереди были выданы все самоцветы, которые нашлись в ларце у Атея. И все они через какое-то время целыми и невредимыми вернулись назад. В самом конце со дна ларца была вытащена еще одна звезда. Я, взяв ее в руки, испытала всю гамму ощущений, тождественных пещерным. Тут же разжав ладонь, убедилась, что проклятая побрякушка опять исчезла.

Едрит, да что ж это у них за специалисты-то такие! За время знакомства с Атеем вот это его растерянное выражение лица стало просто привычным. Что меня он изучал, что Славика, опять же, вечерницу не сыскал, теперь вот это происшествие! Мысли о некомпетентности данного субъекта, похоже, опять пришли в голову не только мне, потому что волхв смущенно закашлялся и, посмотрев серыми бездонными глазами, постарался побыстрее от меня отделаться.

— Скоро следующий урок начнется, — промолвил «заботушка», — тебя проводить или сама дойдешь?

— Проводить. В ваших лабиринтах сам черт ногу сломит.

На слове «черт» волхв вопросительно приподнял бровь, но переспрашивать не стал.

В полном молчании мы спустились вниз.

— Какой урок-то хоть будет? Знаешь?

— Оборотничество.

— Ну тогда, значит, нам сюда.

И мы, повернув пару раз по центральному коридору, пришли в огромный зал. Свет там тоже лился через потолочный витраж. Одна стена была полностью заставлена в ряд чучелами животных, отгороженными друг от друга небольшими загородками навроде плетней. Противоположная же стена была целиком зеркальной.

Учеников еще не было видно, похоже, предыдущий урок не закончился.

— Очень кстати, — пробормотал Атей себе под нос. — Я как раз насчет тебя хотел поговорить со Славуней Леговной.

И он направился в сторону маленькой старушонки, которую я вначале и не заметила за чучелом огромного медведя.

— Здоровья вам, уважаемая Славуня Леговна, — отвесил он низкий поклон.

— И вас хворобы пусть минуют, мудрейший Атей Волянович.

Старушка шустро засеменила в нашу сторону. И вот это учитель Оборотничества? Я, честно говоря, предполагала увидеть кого-то повнушительней. Да ей лет сто на следующей неделе жахнет! Когда она подошла к нам, Атей, показывая на меня, сказал:

— Вот, Славуня Леговна, привел вам новую ученицу, вы уж уделите ей побольше времени. Введите в вашу кухню, а то ей не угнаться за классом. По ускоренной системе, если можно. А это тебе, — он протянул мне бурдючок, который выглядел как родной брат предыдущего.

Потом, тепло распрощавшись со старушонкой, он гордо удалился. Бабка же обошла меня вокруг (вот чем я сегодня не новогодняя елка!), отвратительно принюхиваясь. Ее скукоженное личико и так напоминало печеное яблоко, а тут и вовсе: все складки устремились в сторону носа, глаза прикрылись тяжелыми лоскутами век, из-под платка выбился клок седых волос. Просто какое-то маленькое, но очень хищное и при этом крайне неприятное животное. Старое, но способное загрызть любого насмерть.

— Лиса, — сказала она, остановившись.

— Простите? — Я в растерянности посмотрела на нее.

— Лиса, говорю. Тебе, деточка, для начала лиса больше подойдет, — ласковый голос совсем не вязался с внешностью старой карги, — пойдем за мной.

И она бодро порысила к чучелу лисицы, стоящей неподалеку.

— Ты из баклажки-то своей отпей, если Атей Волянович считает, что надо, — значит, надо.

Я хлебнула. Пойло показалось еще более мерзким, чем вчера. Возникло стойкое подозрение, что без чего-то стухшего пару дней назад здесь не обошлось. Сделав над собой нечеловеческое усилие, чтобы включить глотательные функции ротоглотки, я пропихнула отвар внутрь. Да-а, уж что-что, а наркотического привыкания к данному продукту возникнуть точно не может! Вытерев набежавшие слезы, я посмотрела на бабульку. То ли слезы чего в глазах прочистили, то ли питье восприятие обострило, но я увидела редкие седые усики и бородку на лице у «божьего одуванчика». Тьфу ты!

Между тем старушка, убедившись, что микстура принята, усадила меня на пол возле лисицы и, бегая взад-вперед, поведала вкратце следующее. Есть два вида оборотничества. Первый — когда просто прикупаешь заговоренный на это дело амулет, и тогда заморачиваться с учебой вообще не надо. Знай кувыркайся через пни да топоры. Но этот способ имеет целый ряд недостатков. Самый существенный заключается в том, что если что-то случится с амулетом, пока ты в ипостаси зверя, то тут, хоть заскочись через что хочешь — делу это не поможет. Спасти незадачливого горе-оборотня может лишь волшба понимающего в этом деле чародея. И вот тут-то включается второй недостаток — ты в образе зверя не можешь говорить на человеческом языке. В принципе, вообще ни на каком не можешь, потому как к звериной внешности не прилагается автоматически знание наречия, на котором этот зверь изъясняется. И выходит, объяснить доброму кудеснику суть проблемы крайне затруднительно. Есть и третий фактор — человек-перевертыш очень уязвим в звериной ипостаси.

Теперь же о превращении обученного человека. Оно может проходить без всяких дополнительных предметов — только лишь силой мысли. Акробатических этюдов при этом тоже не надо исполнять. Перекидывание происходит практически мгновенно и в одну и в другую сторону. Владение человеческой речью остается при тебе. Количество форм ограничено только твоим мастерством. Кроме всего прочего, ты, достигнув определенного уровня, можешь оборачивать не только себя, но и других людей. И еще: в звериной ипостаси значительно увеличивается крепость и выносливость организма.