— Что же тогда тебе не нравится? — уже с беспокойством спросил Семёнов.

— Меня беспокоит, что мой друг, человек, которому я доверяю, меня обманул и сделал это из своих каких-то шкурных интересов. Меня беспокоит, что я ошибся в тебе.

— Я тебе не лгал.

— Тогда как ты объяснишь тот факт, что этот чёртов Фёдоров не был основным подозреваемым и лишь благодаря моему заключению он им стал.

— Я был уверен в том, что убийца он, и сейчас верю в это.

— Олег, вера, когда она не слепая, хороша. То, что ты мне сейчас говоришь — глупость. Не может Фёдоров быть убийцей просто потому, что он живёт и попал в поле твоего зрения.

— Но у меня были доказательства!

— Какие? Показания бабушки и моё заключение. И то, и то другое не доказательство, а лишь умелые вычленение и подбор фактов, которые указывают на Фёдорова. Если же посмотреть на картину в целом, твой подозреваемый — один из сотни. И у каждого из этой сотни шансы абсолютно одинаковые.

— У меня был ещё свидетель.

— Кто? — было видно, что Гофман взвинчен. — Кто? Скажи мне! И перед тем, как будешь отвечать, подумай над тем, что я хочу получить честный ответ.

— Наркоман, Костин его фамилия. Он рассказал, что Фёдоров был единственным, кого убиенный впускал к себе в квартиру.

— Бред. Из твоих же слов следует, что кроме Фёдорова, там бывал и сам Костин. Иначе откуда у него такая информация. Олег, неужели ты скурвился и по заказу отправил этого Фёдорова в камеру? — последний вопрос дался Гофману очень тяжело. — И я тебе в этом помогал?

— Ты что, Серёга, с ума сошёл! Никогда! Уверяю тебя, нет. Ты ошибаешься. — Семёнов был одновременно возмущён и испуган. Особенно расстроили его подозрения друга.

— Пока всё выглядит именно так, как я думаю. Ты опытный следователь, поработал по этому делу либо как глупый школьник, либо всё сделано тобой умышленно и из-за определённого интереса. — продолжал напирать Гофман.

— Сергей, уверяю тебя, никто мне не платил, и я ни у кого, кроме государства никогда денег не брал. По этому делу я работал так, как считал нужным. Видимо, я допустил ошибку. Понимаешь, всё срасталось, всё в цвет было.

— И сомнений не возникало?

— Да были сомнения, были. — раздосадовано воскликнул следователь. — В этом деле сначала вообще никаких зацепок не было. Ну насобирал я эти следы пальцев рук с места происшествия. Даже если бы установили всех, кому они принадлежат, это ни о чём не говорит. Их могли оставить когда угодно, необязательно в день убийства.

— Мне можешь очевидные вещи не сообщать, я всё-таки эксперт. — усмехнулся Гофман.

— Месяц расследования ничего не дал. Опера только руками разводили. Я уже готовился к тому, что дело так глухарём и останется. И тут возник Костин. Возник и сообщил…. — Семёнов остановился.

— И что же он сообщил?

— Чёрт, это Фирсов.

— Что Фирсов?

— Он сначала разговаривал со свидетелем, пришёл ко мне и принёс его объяснения. Два объяснения.

— Как это два? Зачем их было дублировать?

— Фирсов их и не дублировал. Отличались они незначительно. Этот Костин умудрился такого наговорить! Якобы клиентами Костомарова, убитого, являлись многие из известных людей города. Костомаров же был наркодилером. Так вот в списке его клиентов со слов Костина были люди, в том числе, и из нашего с тобой руководства. Фирсов их исключил, и я с ним согласен, так как они к убийству причастны быть не могут.

— Почему не могут?

— Зачем генералам и полковникам ножом орудовать? Глупо.

— А зачем Фёдорову это было делать? — вопросом на вопрос ответил Гофман.

— Сергей, я и так в тупике.

— Олег, ты точно не брал денег за то, что в суде на скамье подсудимых оказался, возможно, не тот?

— Нет, Сергей. И никогда такой мысли не допускал. Дело я хотел побыстрее закончить.

— Почему Фирсов выбрал именно Фёдорова?

— Не знаю. Но обязательно узнаю. — в голосе следователя лязгнул металл.

— Надеюсь. — вздохнул Гофман. — И зачем я тогда согласился на твоё предложение с заключением. Если бы я исследовал все образцы, то наши с тобой генералы и полковники, как ты их назвал, мгновенно выявились бы, отпечатки их пальцев точно есть в базах данных.

— Да. Я-то дурак, зачем с этим предложением к тебе пришёл. Думаешь, уволят тебя?

— Сомневаюсь. Наказать — накажут. Это святое! Всё от этих адвокатов зависеть будет. Не будут раскачивать этот вопрос и кляузы начальству писать, может всё и обойдётся. Лишь бы в СМИ не писали.

— Плотников может, любит он привлекать к себе интерес. — угрюмо отреагировал Семёнов. — Может поговорить с ними?

— Не надо, вряд ли это поможет. Я того же мнения о Плотникове. — ответил Гофман и улыбнувшись продолжил. — Ладно, главное в тебе я не ошибся. Правда, никогда не думал, что ты склонен к идиотизму. Но всякое бывает.

— Да уж, — облегчённо вздохнул Семёнов, — значит, мир?

— Конечно. — ответил эксперт. — Сам теперь что думаешь?

— Думаю, что необходимо поговорить с Фирсовым. Появились у меня к нему вопросы.

— Ты его хорошо знаешь? Мне не приходилось с ним сталкиваться.

— Я хорошо знаю ему цену. Для многих она в виде ценника на нём висит.

— Взяточник?

— Да, но аккуратный, острожный и умный. — уже спокойно отвечал Семёнов. — Вот я с этим умником и поговорю.

— Возможно этого не следует делать, если дело в отношении Фёдорова развалится, то всё станет на круги своя.

— Нет, Серёга, не станет. Для меня точно нет: этот Фирсов использовал меня. Это вызов мне, как профессионалу. Я обязательно встречусь с ним и поговорю.

— Решай сам. Ладно, пожалуй, мне пора возвращаться на работу, — Гофман встал, — посмотрим, что меня там ждёт.

— Хорошо. — Семёнов встал и протянул Гофману руку.

Обменявшись крепкими рукопожатиями, уже дружескими, вернее, всё ещё и снова дружескими, оба разошлись. Если у кого из них осадок после этой беседы и остался, то где-то глубоко. Дружба не пострадала, выдержала, и даже окрепла.

Когда Самсонов дал мне контактные данные девушки, у которой имелись фото из торгового центра за 28 июня 2019 года, на которых фигурировал мой клиент, я обрадовался. Просмотрев фотографии, на которых в автоматическом режиме были проставлены дата и время съёмки, я установил, что Фёдоров мелькал на них с 13.00 до 15 часов 43 минут. Исходя из того, что судебный медицинский эксперт дал в заключении о смерти предполагаемое время смерти — с 13.00 до 16.30, наклёвывалось алиби, притом железное. Однако это чувство быстро поблекло, когда я позвонил и поговорил с замечательной мамашей Шкловой Ольгой Георгиевной. В первые двадцать минут, она, не слушая меня и даже не пытаясь услышать, рассказывала о том, какая у неё замечательная дочь Настя, у которой в тот день был день рождения и т. д. и т. п. Она мне напоминала прокурора, который уверен в своей правоте, поэтому говорит только то, что считает нужным, другие же аспекты дела и темы отметает в принципе. Или сумасшедшую. Шклова относилась к тем женщинам, для которых материнство было счастьем, радостью, которыми следует со всеми поделиться. Такие живут только своим ребёнком, одевают его, таскают его на различные конкурсы, иногда одерживают там победы, которыми хвалятся. Девочка Настя была как бы куклой в руках взрослого ребёнка. Я не осуждал и не одобрял мамашу, но сразу понял, что меня ждёт сложный разговор, поэтому предварительно договорившись о встрече, дату и время не назначал — к такому разговору следует подготовиться.