— Я сейчас же пошлю на пруды приказание привезти сюда пленника, — продолжала молодая турчанка.

— Благодарю тебя, Гараджия, — только и могла вымолвить герцогиня.

— Иди теперь отдыхать, Гамид, — разрешила причудливая внучка Али-паши. — Уже поздно, и я, наверное, измучила тебя своими россказнями… Иди, мой прекрасный гость. В эту ночь о тебе будет думать Гараджия.

И, взяв серебряный молоточек, она ударила в висевший на стене стальной круг.

— Проведите этого эфенди в назначенный ему покой, — приказала она двум вошедшим невольникам. — Покойной ночи, Гамид!

Мнимый Гамид галантно поцеловал протянутую ему руку и вышел, следуя за невольниками, несшими в руках пылающие факелы.

Спустившись вниз по широким ступеням лестницы, невольники остановились перед дверью в нижнем ярусе здания, отворили ее и предложили герцогине войти в нее. Но лишь только она хотела последовать этому приглашению, как за ней раздался оклик:

— Эфенди!

Герцогиня стремительно обернулась, а негры поспешили снова опустить откинутую было ими перед ней тяжелую занавесь из золотой парчи и выхватить из-за своих голубых шелковых поясов ятаганы, помня строгий приказ своей госпожи охранять безопасность ее гостя.

— А, это ты, Эль-Кадур! — вскричала Элеонора, увидев приближавшегося к ней араба. — Вы можете удалиться, — продолжала она, обращаясь к невольникам, повелительным движением руки заставив их опустить поднятое ими оружие. — Этот человек — мой преданный слуга и привык спать у дверей моей спальни. Идите смело и ничего не бойтесь.

Негры поклонились до земли и удалились.

— Что тебе нужно, Эль-Кадур? — спросила Элеонора, когда шаги невольников замерли вдали.

— Я пришел узнать твои распоряжения, падрона, — ответил араб. — Николо Страдиото не знает, что ему делать.

— Сейчас ничего. Разве только послать кого-нибудь на галиот предупредить матросов быть в готовности к обратному отплытию завтра утром.

— Куда же? — с видимым беспокойством осведомился араб.

— В Италию.

— Так мы покидаем Кипр?

— Да, завтра утром виконт Ле-Гюсьер будет свободен и моя задача будет выполнена.

— Где синьор Перпиньяно и Никола Страдного? — спросила она, вдруг остановившись.

— Помещены в одном из покоев, недалеко от этого, вместе с матросами и невольником Мулей-Эль-Каделя, — поспешил ответить араб.

— Ты должен предупредить их, что мы завтра вернемся на галиот. Ты ничего не узнал относительно намерений Гараджии?

— Нет, падрона.

— Нужно бы послать кого-нибудь на наш корабль, сказать оставшимся там двум грекам, чтобы они удвоили свою бдительность. Если кому-нибудь из взятых нами в плен турок удастся бежать, то нам не уйти живыми из рук Гараджии… Это такая ужасная женщина, что в сравнении с ней и сам дьявол покажется кротким.

— А вдруг ей вздумается проводить тебя к заливу, падрона? Как же мы тогда объясним таинственное исчезновение экипажа шиабеки?

— Ах, да, об этом я еще и не подумала! — вскричала герцогиня, вся побледнев. — Вернее всего, она захочет проводить меня, да еще с сильным конвоем… Есть тут поблизости часовые?

— Не видать, падрона.

— Так позови ко мне Николу Страдного. Пошлю его в залив. Это самый подходящий человек для выполнения серьезного поручения, он хорошо знает здешние дороги… Необходимо, чтобы шиабека исчезла в эту ночь, если мы хотим спастись.

Эль-Кадур поклонился и осторожно вышел из покоя. Через минуту он вернулся и шепнул:

— Нигде не видно ни души. Должно быть, все спят. Да и к чему сейчас часовые и стража в этой крепости, когда здесь более уж не раздается рычание льва святого Марка?..

— Хорошо. Приведи скорее сюда Николу, — приказала герцогиня.

Араб снова неслышно исчез в дверях. Немного спустя перед герцогиней предстал Никола Страдиото, еще не успевший лечь.

— Вы знаете, зачем я вас позвала, Никола? — спросила она у грека.

— Да, синьора, ваш невольник сказал мне.

— Что вы думаете об этом?

— То же, что и вы: шиабека непременно должна быть уничтожена. Нужно вывести ее в открытое море и потопить ее там. Это заставит комендантшу крепости или ее капитанов предположить, что судно снялось с якоря для какой-нибудь экспедиции вдоль берегов.

— А кто отправится предупредить ваших людей на галиоте?

— Один из наших матросов. Это человек ловкий, как обезьяна, и храбрый, как лев, — отвечал грек. — Ему же, кстати, поручу потопить и шиабеку. Он сумеет это сделать лучше меня самого.

— Это как знаете. Лишь бы дело было сделано. А как он выйдет из крепости?

— Выберется как-нибудь, не беспокойтесь. Повторяю — это человек очень ловкий.

— Однако на подъемном мосту, наверное, стоят и по ночам янычары…

— Олао — так зовут моего матроса — по мосту и не пойдет. Здесь, в стенах, еще остались кое-какие незаделанные бреши, и он незаметно выберется через одну из них. Вообще за Олао нечего беспокоиться. Я отвечаю за него.

— Тем лучше… Так вы тоже находите, Никола, что шиабеку нужно уничтожить?

— Да, синьора. Нам это маленькое суденышко совершенно не нужно. Оно может только помешать нам, если мы оставим его при себе… Покойной ночи, синьора. Будьте уверены, все будет сделано, как следует. Через пять минут Олао будет вне крепости.

Когда грек ушел, герцогиня крепко заперла за ним двери и бросилась, как была, не раздеваясь, на пышную постель, воскликнув про себя:

— Итак, завтра я его увижу! Да сохранит его Господь! Ничто не потревожило в эту ночь сладкого сна крепостного гарнизона. Олао, очевидно, выскользнул из крепости, не возбудив ничьего внимания.

Когда при первом проблеске утренней зари герцогиня встала и вышла за дверь, невольники уже ожидали ее снаружи, а на дворе, в палатке, раскинутой под пальмами, пили кофе и весело болтали ее провожатые.

— Госпожа ждет тебя, эфенди, — с низким поклоном доложил один из невольников.

— Христианский пленник уже прибыл? — дрожащим голосом спросила Элеонора.

— Не знаю, эфенди. Но кто-то был впущен ночью в крепость: я слышал лязг цепей подъемного моста.

— Подожди меня немного. Мне нужно сделать кое-какие распоряжения моим людям. Потом ты проведешь меня к своей госпоже.

С этими словами герцогиня направилась к палатке. Увидев молодую девушку, Перпиньяно и Никола торопливо вскочили и поспешили ей навстречу.

— Отправился ваш матрос? — тихо спросила она грека, пожав венецианцу руку.

— Да, синьора, — вполголоса ответил Никола. — Вероятно, в эту минуту шиабека уже на дне моря. Я сам видел, как Олао пробрался через брешь и бросился в ров.