Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Завтра покажу. Уже на стоянку отогнала.
Мама согласно кивнула и разлила коньяк по хрустальным стопочкам на высоких ножках.
Запах алкоголя ударил в нос, и перед глазами все поплыло. Успела только до ванной комнаты добежать, и меня вырвало.
- Таша, ты чего? - не на шутку испугалась мама.
- Все нормально. Только коньяк уберите, пожалуйста, - отмывая лицо и руки в раковине, жалобно попросила я.
- Ну, ладно, мы выпьем и уберем.
Закивала и вернулась на кухню. Ужинать расхотелось. Подрумяненное мясо, картошка, соленые грибы казались посыпанными ядом.
Мама скользнула по мне острым взглядом.
- Что происходит, Таша? А? Ты уверена, что тебе доктор правильный анализ поставил?
- Уверена. Просто устала. Работать на себя сложно.
- А как ты думала?
Острый взгляд остановился на моем животе.
- Черт… - испуганно сглотнула мама. - Да ты же… ты же беременна! Боже… это от него? От него, да?!
И снова такое чувство, что по кухне прокатилась взрывная волна.
- Дрянь, да как ты могла?! Зачем дотянула до такого срока, когда аборт не сделать?! - визжала надо мной мать.
Бабушка побледнела. Сидела за столом и не дышала.
- Проклятый Виктор! Чтоб он сдох там, в тюрьме!
- Не смей! - вскрикнула я. - Не смей ему смерти желать!
Подскочила со своего места и швырнула ей в лицо вилку. Опрокинула нечаянно тарелку, и та со звоном раскололась надвое. Не дожидаясь, когда мать на меня набросится с кулаками, заперлась в ванной комнате. Рухнула на край ванны и закрыла лицо руками.
Мама и бабушка ругались. До одури, до хрипа, обвиняя друг друга. Тарабанили в дверь, грозились сломать замок, но я не открывала.
- Пусть собирает свои вещи и проваливает! Нам в подоле дети не нужны! - кричала мать.
- Что ты ее теперь гонишь? Куда она беременная пойдет? - наступала бабушка. - Оступилась, да. Тебя же вырастили. Ее вырастили. И этого вырастим!
- Да он от Янковского! Проклятое отродье! Он никогда покоя мне не даст, этот Янковский! Я из-за него карьеры лишилась, жизни нормальной! А теперь ребенок! Незаконнорожденный!
- Таша, открой! Слышишь? Сознание потеряешь опять, не дай Бог, головой ударишься, что мы делать будем? - стояла под дверью бабушка.
Я рыдала горько и отчаянно, и мне казалось, что на мою голову рухнул весь мир. Я плакала не от того, что оказалась беременной и никому не нужной. Я горевала по Виктору. Колкие слова матери в его адрес, будто раскрыли глаза. У меня под сердцем не обуза, нет. У меня там маленькая девочка. Единственное, что осталось на память от Виктора. Его частичка.
Возможно, я больше никогда его не увижу, но в глазах дочки всегда буду видеть те самые осколки души, которые забрались в мое сердце и уже не отпустят.
Внутри росла жесткая уверенность. Я никому не отдам дочку.
Открыла дверь и вышла из ванной.
- У меня дочка будет. И да, я люблю Виктора. До сих пор люблю. Дочка его, я ее никому не отдам. Хотите прогнать меня, прогоняйте. Я к Ульяне уйду.
Сказала и ушла в свою комнату.
На кухне воцарилось гробовое молчание.
Легла на диван, укрылась пледом. Трясло так сильно, что стучали зубы. Казалось, против меня ополчился весь мир. Что сейчас в эту комнату ворвутся чудовища и растерзают на части.
«Скажут уйти, уйду. А ребенка не отдам», - повторяла про себя, как заговоренная.
Никто не входил, и от напряжения начало клонить в сон.
Бабушка пришла позже. Тихо поправила плед, погасила свет.
- Его когда забрали, он мне денег оставил, - тихо проговорила я. - Я часть Ульяне в магазин вложила, а часть осталась. На приданое для ребенка хватит. Ничем не стану вас обременять. Если надо уйти, скажи. Уйду.
- Таша, ну о чем ты говоришь? - всплеснула руками бабушка. - Кто же тебя выгонит? Что мы, нелюди, что ли? Случилось все, как случилось. Ты молодец, на ноги встала. Ульяна в тебе души не чает. А дети, они Богом даются. Сама потом поймешь, когда она родится. Нет большего счастья, чем держать на руках своего ребенка.
- А мама где?
- Уехала. Не может никак смириться, что ты от Виктора ребенка ждешь.
- Почему она так меня ненавидит? Полюбила, да. Только и он тоже меня любил.
- У нее с Янковским одно время роман был. Яркий, безумный.
- У мамы?! - опешила я.
- Да. С Толиком этим, будь он неладен. Мать твоя красивая была, а он брутальный, властный. Ох, такие мужчины навсегда запоминаются.
- И чем все закончилось?
- Ничем. Он нашел себе новую игрушку. Мать тогда таблеток наглоталась, чуть на тот свет не отправилась. Ее Дашуля нашла, еле откачала.
- А я, почему ничего не знала?!
- Ты как раз у меня была. На каникулах.
Я так разволновалась, что стало жарко. Села на диване и отбросила плед в сторону.
- Иди, я тебе чая ромашкового сделаю, - вздохнула бабушка. - Он нервы успокаивает. А тебе теперь нервничать нельзя.
- Ладно.
В груди разлилось невероятное облегчение от того, что меня больше никто не пинает и не судит. Тихо встала и пошла за ней следом на кухню. Кажется, судьба отняла у меня не все.
Ноябрь. Мерзкий, холодный, с мокрым снегом и ледяными ветрами. Евгения вздохнула и отошла от панорамного окна в кабинете Виктора. Она никогда не любила этот месяц. Евгения была очень чувствительна к холоду, а ноябрь являлся мерзким и подлым. Не успеешь поддеть теплую кофту - он немного пригреет. Только снимешь - хлестнет в спину заморозками и метелью.
В этом году ноябрь чувствовался ею особенно остро. Ледяной ветер не оставлял ни малейшей надежды на спасение. Евгении казалось, замерзает ее душа. Предательство отца, так подло бежавшего заграницу со своей юной женой, окончательно подкосило. Виктора упекли в тюрьму и не собирались выпускать. Евгения знала, почему. Мэр очень четко дал понять - такие, как Виктор, не будут править городом. Отказ объединиться семьями означает одно - Виктор будет гнить в тюрьме за незаконно сфабрикованное против него обвинение.
Политика - грязное дело. А ее двоюродный брат слишком сильно доверял дяде. Вот и поплатился.
Евгения встала во главе «Черной Башни», но власть над тем, что осталось у них с Виктором после облавы на Янковских, очень сильно ее тяготила. Практически все проекты по мрамору пришлось закрыть. Контракты с Италией были заморожены до лучших времен. Остались ее собственные проекты и аренда помещений в бизнес-центре.