– Невероятно, – пробормотал Адам, заслужив тем самым смущенную улыбку отца и дочери.

– Мы решили, что я соглашусь, немного поторговавшись. Тогда в моих руках будет оригинал, а копию мы сплавим Стюарту. Рано или поздно его сообщник вынужден будет в открытую попытаться вернуть картину. Тем временем Харриет сообщила о воровстве, но отказалась подавать жалобу. Вместо этого предоставила страховой компании свободу действий. Неохотно сообщила им о своих подозрениях моего вовлечения и удостоверилась, что расследование сосредоточится на мне, а также на Стюарте и его сообщнике. Я скрыл Рембрандта под копией портрета дочери, оригинал которого укрыл в своей комнате. Я сентиментален.

– Почему миссис Меррик просто не рассказала полиции и страховой компании правду? – требовательно спросил Макинтайр, после того как выслушал объяснение.

– Они бы поспешили, – снисходительно пояснил Фэйрчайлд. – Возможно, Стюарта бы поймали, но его сообщник сбежал бы. К тому же, признаюсь, нас привлекла интрига. Тяга непреодолима. Вы конечно же захотите подтвердить мою историю.

– Конечно, – согласился Макинтайр и задался вопросом, сможет ли он иметь дело со второй чудачкой.

– Мы бы все сделали по-другому, если бы знали о роли Мелани. Для Харриет это серьезный удар. – Фэйрчайлд замолчал и кинул на Макинтайра неожиданно серьезный взгляд. – Будьте с ней осторожны. Очень осторожны. Возможно, вы сочтете наши методы немного необычными, но вскоре ей придется туго, она чуть не потеряла единственную дочь, которая предала ее. – Он погладил Кирби по волосам. – Не важно, как сильна боль, любовь все равно остается, да, моя дорогая?

– Я ощущаю только пустоту, – пробормотала Кирби. – Она ненавидела меня, и думаю… действительно, думаю, она хотела моей смерти больше, чем картину. Насколько же я виновата?

– Ты не можешь винить себя за то, что ты есть. – Фэйрчайлд обхватил ее подбородок. – Ты же не винишь дерево за то, что оно тянет ветви к солнцу или гниет изнутри. Мы делаем собственный выбор и несем ответственность за него. Вина и честность свои у каждого человека. У нас нет права решать за других.

– Ты не позволишь мне приглушить боль чувством вины. – Вздохнув, она поднялась и поцеловала его в щеку. – Я должна справиться с этим. – Она без колебаний взяла Адама за руку и повернулась к Макинтайру: – Вам нужны мои показания?

– Нет, перестрелка не в моей компетенции, мисс Фэйрчайлд. Только Рембрандт. – Допив остатки скотча, Мак встал. – Я должен забрать его, мистер Фэйрчайлд.

Изображая учтивость, Филипп широко развел руками:

– Прекрасно вас понимаю.

– Ценю ваше сотрудничество. – Если это можно так назвать. Со слабой улыбкой он повернулся к Адаму: – Не волнуйся, я не забыл твои условия. Если все так, как он сказал, я должен оградить их от всего, как мы тогда и договорились. Твоя работа здесь окончена, ты выполнил ее хорошо. Жаль, что больше не хочешь работать на меня. Ты вернул Рембрандта, Адам. Теперь я должен распутать узлы бюрократизма.

– Работа? – похолодев, произнесла Кирби. Адам все еще держал ее за руку. Медленно потянув ее, Кирби почувствовала, как она цепенеет, и повторила: – Работа? – Прижала ладонь к животу, словно желая отразить удар.

Только не сейчас, расстроенно подумал Адам, пытаясь подобрать слова, которые собирался произнести несколькими часами позднее.

– Кирби…

Со всей силой, заключенной в ней, и горечью, которую испытывала, Кирби ударила его по лицу.

– Негодяй. – И унеслась прочь.

– Черт тебя дери, Мак. – Адам помчался за ней.

Адам поймал Кирби до того, как она собиралась хлопнуть дверью спальни. Не давая ее закрыть, он ворвался внутрь. Мгновение они просто смотрели друг на друга.

– Кирби, дай мне объяснить.

– Нет. – Боль в глазах уступила место ледяному гневу. – Просто убирайся, Адам. Из моего дома и из моей жизни.

– Не могу. – Он коснулся ее плеч, но ее взгляд был таким холодным, таким жестким, что он тут же бессильно бросил руки. Слишком поздно объяснять так, как он планировал. Слишком поздно, чтобы предотвратить боль. Теперь он должен найти другой способ. – Кирби, я знаю, о чем ты думаешь. Я хочу…

– Да ну? – Она с трудом сдерживалась, чтобы не перейти на крик. Голос ее звучал равнодушно и спокойно. – Я все равно скажу тебе, и мы проясним ситуацию. – Она смотрела ему в глаза, потому что боялась повернуться спиной к боли и к предательству. – Я думаю, что никогда и никого не ненавидела так, как ненавижу сейчас тебя. Я думаю, Стюарт и Мелани могли поучиться у тебя использовать людей в своих целях. Какой же я была наивной и глупой, считая, что в тебе есть нечто особенное, постоянное и честное. Занималась с тобой любовью и не поняла этого. Хотя, с другой стороны, и в Мелани я этого не разглядела. Я любила ее и доверяла ей. – Слезы лились из ее глаз, но она не обращала на них внимания. – Я тебя любила и тебе доверяла.

– Кирби…

– Не трогай меня. – Она отпрянула, но не это движение заставило Адама подчиниться, а дрожь в ее голосе. Ей хотелось рыдать, но она рассмеялась, звук был острым как нож. – Я всегда преклонялась перед хорошими лжецами, Адам, но ты превзошел всех. Каждый раз, прикасаясь ко мне, ты лгал. Ты продал сам себя в этой постели. – Она показала на кровать, готовая закричать, броситься на нее и рыдать, пока не почувствует себя опустошённой. Она стояла, выпрямившись как стрела. – Ты лежал рядом и говорил то, что я хотела услышать. Ты получил бонусы, Адам? Вряд ли это входило в твои обязанности.

– Прекрати. Ты знаешь, я не лгал. То, что происходило между нами, не имело никакого отношения к остальному.

– Имело, и самое прямое отношение.

– Нет. – Он мог выдержать все, что бы она на него ни свалила, но только не это. Она изменила его жизнь одним взглядом и должна знать. – Я не имел права касаться тебя, но не устоял. Я хотел тебя. Нуждался в тебе. Поверь мне.

– Я скажу тебе, во что я верю, – тихо произнесла она. Каждое его слово становилось очередным шрамом на сердце. Больше ее никто не посмеет использовать. – Ты пришел сюда за Рембрандтом и был готов сделать ради него все что угодно. Я и отец всего лишь средство. Ни больше ни меньше.

Он должен был выслушать это, позволить ей высказаться. Он положит конец лжи между ними.

– Я пришел за Рембрандтом. Когда я входил в эту дверь, у меня была только одна цель – найти его. Но тогда я еще не знал тебя, не был в тебя влюблен.

– Ты уже дошел до той части, где скажешь, что все изменилось? – гневно спросила она, приходя в ярость. – Не хватает только звуков скрипки. – Она ослабела. Отвернувшись, прислонилась к столбику кровати. – Старайся лучше, Адам.

Она могла быть жестокой. Он вспомнил предупреждение ее отца, но хотел верить, что все еще может защищаться.

– Я не могу сделать ничего, кроме как рассказать правду.