Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лицо Роланда побледнело.
— Мы не можем нарушить закон Кларжеса.
— Я не прошу нарушать законов. Я амарант и хочу, чтобы вы просто подтвердили это.
— Нам нужно время.
— Я не могу дать его. Решайте сейчас.
— Я не могу говорить за всех.
— Голосуйте.
Роланд услышал звонок телефона, взял трубку. Когда он положил ее, лицо его было окаменевшим.
— Все верно. Он прав. Суррогаты на свободе!
— Вы должны признать мои права!
— Пусть начнется голосование! — крикнул Роланд.
Замелькали огни… Все цвета… Зеленый… Желтый… Оранжевый… И вот установился зелено-голубой цвет.
— Ты выиграл, — слабо сказал Роланд.
— И что теперь?
— Я поздравляю тебя, брат амарант.
— Вы снимаете с меня все обвинения и преступные намерения?
— Они уже сняты.
Вэйлок испустил глубокий вздох. Он сказал в микрофон.
— Прекратить операцию.
Затем он снова повернулся к экранам.
— Приношу свои извинения тем, кому я причинил неудобства. Могу сказать, что я смогу исправить все, восстановить справедливость.
Раздался хриплый голос Роланда.
— Ты доказал, что можно стать амарантом при помощи жестокости и наглости. А теперь…
Лязгающий звук прервал Роланда. Десять тысяч пар глаз в ужасе смотрели, как безголовое тело Вэйлока отваливается от экрана. А за ним появилась Джакинт Мартин. На ее лице играла жуткая улыбка, глаза расширились и сверкали:
— Вы говорили о справедливости — она свершилась. Я уничтожила монстра. Теперь я запачкана кровью Гэвина Вэйлока. Вы никогда больше меня не увидите.
— Подожди! — закричал Роланд. — Где ты?
— В доме Анастазии. Где еще может быть свободный экран для конклава?
— Тогда подожди. Я сейчас буду там.
— Давай быстрее. Все равно ты найдешь только тело обезглавленного монстра.
Джакинт Мартин выбежала на посадочную площадку, где ее ждал Старфлаш. Она вскочила в кабину. Кар взлетел, как ракета, в темное небо.
Кларжес ярким сиянием горел внизу — и на севере, и на юге, и со всех сторон.
Старфлаш сделал вираж и со свистом устремился вниз, к реке Шант.
В каре сидела женщина. Большие глаза ее горели решимостью, лицо превратилось в безжизненную маску. Кларжес, любимый Кларжес, окружал ее со всех сторон. А впереди ее ждала черная маслянистость реки, на поверхности которой играли блики оранжевых огней Кларжеса…
В городе было на удивление спокойно. Утренние газеты с большой осторожностью сообщили о прошедших событиях, так как издатели не были уверены, какой линии им придерживаться. Население пошло на работу, почти не понимая, что же предпринял Гэвин Вэйлок.
А среди амарантов имя Гэвина Вэйлока вызывало целые взрывы страстей — ведь Вэйлок сообщил на конклаве, что четыре сотни убежищ суррогатов были открыты. 1762 суррогата были выпущены.
Амаранты были в шоке. Ведь они теперь стали уязвимыми, как простые смертные. Вечность для них стала делом случая.
Четыреста амарантов получили сильнейший нервный шок. Они прятались в убежища, в подвалы, боясь выйти на улицы.
Совет Трибунов собрался на чрезвычайную сессию, но так и не смог найти какое-либо решение.
Канцлер Имиш выступил по радио и заявил, что Вэйлок не имел права использовать свое служебное положение, так как к этому времени он был уволен. И все его действия были незаконными.
Общественность понемногу начала воспринимать случившееся и реагировать. Некоторые были возмущены посягательством на старые традиции, другие потихоньку радовались. Вэйлока считали и жертвой и по всей справедливости наказанным преступником. Лишь немногие могли заниматься работой. Многие тысячи бросили все и проводили время, обсуждая то, что произошло. Куда это должно было привести? Проходили часы, дни… Кларжес ждал…
Винсент Роденейв также принимал участие в событиях драматической ночи. Наняв кар, он полетел в Суверен Аплэнд, которых находился в сорока милях к югу от Кларжеса, и приземлился возле одинокой маленькой виллы. После некоторых усилий он проник на виллу и вошел в центральный холл.
На голубых матрасах там лежали три версии Анастазии де Фанкур — абсолютные копии прото-Анастазии. Глаза их были закрыты. Они находились в трансе — все абсолютные копии друг друга — вплоть до завитков черных волос.
Роденейв с трудом сдерживал свои эмоции. Он наклонился к ним. Дрожащие руки ласкали обнаженные тела трех Анастазий.
Но вот одна из них проснулась. И тут же проснулись остальные две.
Они воскликнули от удивления. В смятении они старались чем-нибудь накрыть себя от жадного взгляда Роденейва. Хорошо, что их было трое: одна сгорела бы под таким взглядом.
— Анастазия умерла, — сказал Роденейв. — Кто из вас старшая?
— Я, — сказала одна из них. Перед Роденейвом вместо трех копий вдруг оказалась Анастазия и две ее копии.
— Я Анастазия. — Она повернулась к своим копиям. — Возвращайтесь ко сну. Я выйду в мир.
— Вы выходите все, — сказал Роденейв.
Анастазия в замешательстве посмотрела на него.
— Так нельзя!
— Но так будет, — сказал Роденейв. — С тех пор, как последняя Анастазия посещала вас, она вышла за меня замуж. Так что ты теперь моя жена.
Новая Анастазия и ее две копии с интересом посмотрели на него.
— Это трудно понять, — сказала Анастазия. — Твое лицо нам знакомо. Как твое имя?
— Винсент Роденейв.
— А. Теперь я тебя узнала. Я слышала о тебе. — Она пожала плечами и рассмеялась. — Я делала много странного в жизни. Возможно, я вышла за тебя замуж. Но я не очень уверена в этом.
Она уже полностью вошла в роль Анастазии. В ее тело вошел талант большого мима…
— Идем, — сказал Роденейв.
— Но мы не можем идти все, — запротестовала Анастазия.
— Вы должны идти все, — сказал Роденейв. — В противном случае я буду вынужден применить силу. — Было заметно, что ему очень хочется сделать это. Все-таки сразу три Анастазии в его объятиях…
Все трое попятились, поглядывая на него.
— Это неслыханно. Что случилось с Анастазией?
— Ревнивый любовник убил ее.
— Это, должно быть, Абель.
Роденейв нетерпеливо махнул рукой.