А сам Людвиг, подавленный и угнетенный, с 24 по 27 августа уехал в Реймс и истово молился в кафедральном соборе Божией Матери, традиционном месте коронации французских королей. Просил ли он у Бога совершить чудо и вернуть ему брата? К тому времени надежд на выздоровление Отто уже не было…

Интересно отметить, что изначально лечением кронпринца занимался ведущий немецкий психиатр того времени Бернхард Алоиз фон Гудден.[162] (С этим человеком мы вскоре познакомимся ближе.) Но в течение последующих четырех лет болезнь настолько прогрессировала, что с 1879 года потребовалась уже целая группа врачей, безотлучно находящаяся при Отто, — Prinzenärzte, «врачи принца». Для окружающих припадки принца становились все более и более опасными. Отто пришлось поместить в специально оборудованную для его содержания клинику в замке Фюрстенрид (Fürstenried), куда кронпринц переехал 13 марта 1880 года и который уже не покидал до самой смерти. Он перестал узнавать даже родного брата Людвига, периодически навещавшего его. Очень скоро Отто был практически изолирован от всех, кроме лечащих врачей.

Людвиг, по-видимому, искренне был привязан к брату. Его болезнь вызвала в нем взрыв безмерного отчаяния и заставила еще больше замкнуться в себе. Возможно, несмотря на всю непохожесть и даже противоположность натур двух братьев, Отто все же был той родной душой, которой король мог довериться всегда: поймет его брат или нет, не важно, главное, что он не предаст. В этом Людвиг был уверен свято. И вдруг этой последней связующей ниточки со светской жизнью не стало. Впереди полное одиночество… Ко всему прочему по Мюнхену поползли слухи, что болезнь Отто — это якобы расплата за легкомысленную и разгульную молодость Максимилиана II.

Верил король этим слухам или нет, но именно со времени начала явного развития душевного недуга кронпринца Людвиг стал крайне неприязненно относиться к памяти своего отца, с которым, как мы уже говорили, у него и так никогда не было особой душевной близости.

Кстати, после смерти Людвига II, согласно баварским законам, 14 июня 1886 года наследник трона, несмотря на свою болезнь, официально был провозглашен королем Баварии. При этом сообщалось, что регентство Луитпольда продолжается, так как новый король Отто I «скорбен разумом» (нем. der König Ist schwermütig). 15 июня делегация от правительства Баварии, прибывшая в Фюрстенрид, зачитала текст документа самому Отто. По воспоминаниям присутствующих, тот во время официальной церемонии оставался ко всему безучастным и явно так и не понял, что отныне стал королем.

Когда же в 1912 году скончался принц-регент Луитпольд, фактический правитель Баварии в течение 26 лет, его сын Людвиг (1845–1921) был провозглашен новым принцем-регентом. Но вскоре этот статус перестал устраивать честолюбивого принца, которому к тому времени исполнилось уже 67 лет. 4 ноября 1913 года была внесена поправка в Конституцию Баварии, согласно которой регентство не может продолжаться долее 10 лет; если этот срок истекает и нет надежды на то, что законный король будет когда-нибудь способен управлять страной, регент имеет право принять корону.

Так вот, 6 ноября 1913 года вышеуказанная поправка к Конституции была принята ландтагом, и уже 8 ноября принц-регент Людвиг стал баварским королем Людвигом III.[163] При этом и Отто I не был официально смещен с престола. Сложилась парадоксальная ситуация: вплоть до 11 октября 1916 года, то есть дня смерти Отто, в Баварии было два короля. 14 октября тело несчастного короля Отто I было упокоено в крипте церкви Святого Михаила в Мюнхене рядом с гробницей его брата Людвига II…

Кстати, интересно отметить, что в связи с душевной болезнью Отто развитие психиатрии в Баварии становится чуть ли не основной государственной и социальной задачей того времени. Такое отношение, а также финансовая поддержка со стороны правительства вскоре вывели немецких психиатров в первые ряды европейской науки, подчеркивая их авторитетность и значимость, что с готовностью признавали коллеги во всем мире. Словосочетание «немецкий психиатр» стало фактическим синонимом понятия высокого профессионализма.

Очередная ирония судьбы: впоследствии карту якобы наследственной душевной болезни ловко, но не профессионально разыграют недруги Людвига II. Предчувствия подобного шага заставляли Людвига переживать болезнь брата еще острее. «Если меня лишат короны, это будет горько, но мне будет еще прискорбней, если они провозгласят меня сумасшедшим!» — скажет он незадолго до своей кончины.

А пока, чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, Людвиг с еще большей страстью отдается начатому строительству. Казалось, что он ищет в этом не просто утешение, а забвение. И понимая, что замков ему придется ждать еще долго, а убежище нужно прямо сейчас, находит оригинальный выход. Летом 1872 года, ко дню рождения короля, было оперативно завершено строительство маленького «замка» Шахен (Schachen) в окрестностях селений Гармиш и Партенкирхен (в единый город Garmisch-Partenkirchen они слились лишь в XX веке). Людвиг был совершенно очарован местными видами, особенно покрытыми вечным снегом склонами Цугшпице. В 1869–1872 годах по проекту Георга фон Доллмана на высоте 1800 м как раз с видом на Цугшпице и был построен «замок» Шахен.

Мы уже оговаривались, что далеко не все замки Людвига II в прямом смысле слова являются замками — это дань традиции и не более того. В большинстве своем это не замки, а дворцы; строго говоря, замком можно назвать вообще лишь Нойшванштайн. Так вот, «замок» Шахен — это даже уже и не дворец, не вилла, а просто высокогорное деревянное двухэтажное шале, с виду совершенно не похожее на королевское жилище. Но это только снаружи. Правда, и комнаты первого этажа по меркам других творений Людвига выглядят довольно скромно; стены отделаны резными панелями из кедра; какого-то одного определенного стиля в оформлении не наблюдается. Зато, поднявшись на второй этаж, вы с альпийской вершины магическим образом переноситесь в сказочный мир Востока. Людвига II давно привлекала восточная культура, особенно архитектура, и он мечтал создать нечто подобное при своем дворе (к тому времени увлечение Людвига Востоком уже нашло воплощение в Индийском павильоне в мюнхенской Резиденции). Турецкий зал Шахена, занимающий целиком второй этаж, вполне может соперничать по роскоши отделки, скажем, с Мавританским павильоном в Линдерхофе, о котором еще пойдет речь. Окна зала с цветными витражами создают волшебную игру света; мебель богато украшена золотой инкрустацией; павлиньи перья, обилие мягких подушек словно воплощают собой грезы по сладкой восточной неге. Собственно, для отдохновения Шахен и был построен. Людвиг любил здесь бывать в непринужденной обстановке, покуривая кальян из своей богатой коллекции (часть коллекции кальянов Шахена ныне является экспонатами Музея Людвига II в Херренкимзее) и уносясь мечтами то во дворцы турецких султанов, то на романтические горные вершины родной Баварии — Шахен удачно сочетал в себе оба этих «образа». Во всяком случае, ощущение покоя и неги, видимо, настолько впиталось с дымом королевского кальяна в атмосферу Шахена, что чувствуется даже теперь. Приют забвения был найден!