Мешки с песком, из которых состоял бруствер, были сметены на протяжении примерно двадцати футов. Стена траншеи обвалилась, над почерневшей землей висели куски разорванной взрывом колючей проволоки. Кто-то стонал. Уже прибежавшие сюда с носилками санитары рылись в земле, откапывая раненых. Стивен, схватив подвернувшуюся под руку саперную лопатку, принялся помогать им. Вскоре они вытащили за плечи чье-то тело. Ривз. Лицо его казалось еще более безучастным, чем обычно. Ребра с одного бока отсутствовали, из грудины торчал рваный кусок снарядной гильзы.

Уилкинсона обнаружили в нескольких ярдах от Ривза. Приближаясь у нему, Стивен подумал, что темный профиль солдата выглядит многообещающе спокойным. Он порылся в памяти, пытаясь вспомнить, что ему известно об Уилкинсоне. Вспомнил. Совсем недавно женился. Переплетчик. Жена ждет ребенка. Стивен уже составил фразу, которая ободрила бы раненого. Однако санитары, поднимая Уилкинсона, повернули его на бок, и Стивен увидел, что голова солдата словно разрублена пополам: от красивого, покрытого гладкой кожей лица осталась лишь половина, а на месте другой торчат зазубренные осколки черепа, с которых капают на опаленную форму остатки мозга.

Стивен кивнул санитарам:

— Уносите.

Немного дальше лежал еще один раненый, Дуглас, с которым Стивен разговаривал утром и тот производил впечатление неуязвимости. Дуглас был жив, и санитары пока прислонили его затылком к стене окопа. Стивен, присев рядом с ним, спросил:

— Сигарету?

Дуглас кивнул. Стивен раскурил одну, вставил ее Дугласу в губы.

— Помогите мне сесть, — попросил Дуглас.

Стивен обнял его рукой за плечи, приподнял. Из шрапнельной раны рядом с лопаткой Дугласа била кровь.

— Что это у меня белое на ноге? — спросил он.

Стивен взглянул вниз.

— Кость, — сказал он. — Бедренная. Ничего страшного, просто кость. Вы потеряли часть мышцы.

Стивен был уже весь в крови Дугласа. Она испускала странный запах, не так чтобы неприятный, но слишком уж сильный. Запах свежей крови. Как в лавке мясника, только гораздо сильнее.

— Том цел? — спросил Дуглас.

— Кто?

— Том Бреннан.

— По-моему, да. Не волнуйтесь, Дуглас. Держитесь за меня. Мы вколем вам морфий. Надо попробовать остановить кровь. Я приложу вам к лопатке тампон.

Однако нажав тампоном на тело Дугласа, Стивен почувствовал, как плоть солдата подалась под его пальцами. Одно или два ребра были перебиты, и ладонь Стивена едва не угодила в легкие. Стивен отдернул руку.

— Хант! — крикнул он. — Ради бога, пришлите сюда санитара. Пусть принесет морфий.

Кровь затекала Стивену в рукава. Покрывала его лицо и волосы. Брюки были пропитаны ею. Дуглас крепко вцепился в него.

— Вы женаты, Дуглас?

— Да, сэр.

— Любите жену?

— Да.

— Хорошо. Я расскажу ей, что случилось. Напишу. Скажу, что вы — лучший из наших солдат.

— Я умру?

— Нет, не умрете. Но письмо написать не сможете. Я все расскажу ей про вас. Как вы ходили в дозоры, все. Она будет гордиться вами. Да где же морфий? Ради всего святого, Хант! Вы любите жену, Дуглас. И снова увидите ее. Думайте о ней, пока будете в госпитале. Держитесь за эту мысль. Не выпускайте ее из головы. Все хорошо, хорошо, они уже идут. Возьмитесь за мою руку, вот здесь. Так, правильно. Сигарету я из ваших губ выну, а то она их обожжет. Ничего, я вам другую дам. Вот.

Стивен и сам уже не понимал, что говорит. Ему казалось, что он, того и гляди, захлебнется кровью Дугласа. К приходу санитаров Дуглас впал в беспамятство. Стараясь не потревожить рану, они переложили его тяжелое тело на носилки.

И едва сделали первый шаг, как над головами их взвизгнул металл. Еще один снаряд разорвался, залив все вокруг светом. На миг Стивен увидел всю линию окопов, тянувшуюся ровно на протяжении двадцати пяти ярдов, затем делавшую, чтобы защитить солдат от разлета осколков, зигзаг и снова распрямлявшуюся. Увидел за ней землю на многие мили, деревья, фермерский дом… Все казалось таким спокойным: сельская Франция, купавшаяся в сиянии света.

А следом — летящая шрапнель, комья земли, ударная волна, бросившая Стивена вперед. Заднему санитару пробило голову. Дуглас вывалился из носилок на дощатый настил. Не получивший ни царапины Стивен закричал:

— Унесите его отсюда, Хант! Унесите его!

Он прижал руки — ладони сразу прилипли — к вискам и снова крикнул:

— И смойте с меня его кровь.

Рота Стивена, отозванная с передовой для отдыха, провела три дня в Бетюне, городке, который очень нравился солдатам по причине доброго расположения французских девушек и обилия баров и кабачков. Стивена поселили в принадлежавшем врачу доме на краю города. Перед домом был разбит строгий английский парк с гравийными треугольниками и невысокими живыми изгородями из тиса. Офицеров здесь жило пятеро, тем не менее Стивену впервые с начала войны досталась отдельная комната. Окно ее выходило на заросшую сорняками лужайку за домом — с заброшенным цветником и конским каштаном на дальнем краю.

Вернувшись после полудня со службы, он опустил ранец на лакированный пол, стянул сапоги и прилег на свежезастланную постель. От белья исходил запах сушеных трав. Он знал по опыту, что заснуть сразу ему не удастся — тело расслаблялось так быстро, что мышцы отвечали на это нервным спазмом, будившим его. Начальник медицинской службы снабдил его коробочкой пилюль, однако они насылали сон настолько глубокий, что Стивен старался не прибегать к ним до наступления ночи.

Усталость засела в его конечностях, в каждом органе тела, тупо нывшего, словно от возросшей вдруг силы тяжести. Но голова оставалась ясной. И хотя представление о времени у него как-то стерлось, память сохранила неподвижные и жгуче-четкие картины последних дней. Он видел встревоженное честное лицо искавшего утешения Уира; профиль Уилкинсона с мягкими прекрасными губами — и без второй половины лица. Видел и продолжал чувствовать запах крови умершего от ран Дугласа, жизнь которого утекла в щели дощатого траншейного настила; видел торчавший из сердца Ривза кусок снарядной гильзы, на котором еще можно было при желании прочитать оттиснутый производителем серийный номер. Помнил он и других погибших, которых похоронили на следующий день, когда стих артиллерийский обстрел, — сложили в изголовьях могил холмики из мелких камней и воткнули в них присланные с интендантского склада деревянные кресты. В удивительной тишине, наступившей, как только умолкли немецкие пушки, послышалось пение черного дрозда.

Стивен прищурился. Что бы он раньше ни думал и ни воображал, ни одно из его предположений не совпадало с тем, во что превратилось — на вкус и цвет — его теперешнее существование. Он достал из ранца фляжку с виски, отпил немного и тут же уснул.