— Он в последнее время вел себя как-нибудь необычно?

— Раз или два за последний месяц пришел на работу пьяным. Мне это показалось странным: говорили, он бросил пить.

— У него были из-за этого какие-нибудь проблемы?

— Нет, конечно. Маколи не просто руководил финансовым отделом. Он был приятелем губернатора. Это делало его пуленепробиваемым.

Формулировка снова была выбрана неудачно. Может, он и был пуленепробиваем, но его вполне можно было пронзить ножом.

— И к вам переходят все обязанности Маколи?

— Да, как минимум в сфере финансов. На самом деле, работы более чем хватает. Поддерживать тут все на плаву — непростая задача.

— Похоже, Маколи был незаменим.

— Зависит от того, с какой стороны посмотреть. — Стивенс засмеялся. — Что касается работы, отдел прекрасно функционировал и без него. Но некоторые вещи требовали его подписи — например, все платежи и движения средств, если сумма превышала сто тысяч рупий. Чтобы крутились колеса правительственной системы, нужны деньги, и без его подписи все застопорилось. Не самое лучшее положение дел, когда половина правительства переезжает в Дарджилинг.

— А это право подписи нельзя было просто передать кому-нибудь другому?

— Можно. Губернатор передал его мне утром в среду, это заняло всего несколько часов. Единственная трудность заключалась в том, что мы не могли найти многие важные документы, требующие подписи. Оказалось, что старик Маколи утащил их домой.

— Это те документы, за которыми мисс Грант посылали в квартиру Маколи?

— Что? — переспросил он. — Да, наверное, в том числе.

— А что это были за документы?

— Как обычно. — Стивенс пожал плечами. — В основном разрешения на выплату жалованья и перемещение денежных средств. Маколи должен был подписать документы в понедельник, но он унес их домой и никуда не спешил. Не удивлюсь, если он просто напился и забыл о них. К тому времени, как мы получили их обратно, нам уже начали приходить срочные телеграммы из внутренних районов страны: где же, дескать, жалованье?

— А что с политическими вопросами? — поинтересовался я. — Насколько я понял, Маколи участвовал в определении налоговой политики. Эта ответственность тоже перейдет к вам?

У него загорелись глаза.

— Надеюсь. В этой области многое предстоит сделать. Но решать губернатору.

— Например, что?

Меня, как и подавляющее большинство людей, мало интересовала налоговая политика, но некоторые разновидности бюрократов принимают ее близко к сердцу. Маколи и Стивенс поругались на этой почве, и было бы полезно узнать, что стояло за их размолвкой — обычные разногласия по бухгалтерским вопросам или что-то более серьезное.

— Да всего не перечесть, — ответил он. — С чего бы начать? Многие из наших налогов — регрессивные, а что касается наших пошлин на импорт, то некоторые попросту абсурдны и серьезно мешают торговле.

В дверь постучали, и вошла Энни.

— К вам сэр Ивлин, сэр.

— А, отлично, — произнес Стивенс, поднимаясь из-за стола. — Передайте ему, что я уже иду. — Он обратился ко мне: — Прошу меня простить, капитан, но, боюсь, наше время истекло. Если у вас остались вопросы, пожалуйста, обратитесь к мисс Грант, и давайте назначим еще одну встречу, когда мы немножко разберемся с делами.

Обратно на Лал-базар я шел как в тумане. В голове складывалась картина. Она была пока нечеткой, как изображение, снятое на фотокамеру с ненастроенным фокусом, но, кажется, мало-помалу обретала контуры. Я добрался до своего кабинета и тут же позвонил Несокрушиму в тану на Плесси-Гейт-роуд.

— Какие новости?

— Никаких, сэр. Пока что из форта почти никто не выезжал. Кроме того, я установил наблюдение на мосту.

— Хорошо, — сказал я. — У меня еще одна просьба. Пожалуйста, наведите справки о деловых интересах Стивенса, бывшего заместителя Маколи, особенно тех, что как-то связаны с Бирмой.

— Я попрошу констебля узнать в регистрационной палате.

— Как только будут новости, тут же мне сообщайте.

— Тут возникла проблема, сэр. Десять минут назад я получил довольно гневное послание от начальника вокзала Сеалда. Он сообщает, что делает все возможное, чтобы отыскать багажную декларацию, и спрашивает, зачем мы попросили военных изъять всю его документацию за последние две недели.

— Но мы ничего подобного не делали.

— Я знаю, сэр. Не понимаю, что происходит.

— А я, кажется, понимаю. Подразделение «Эйч». Я рассказал о нападении на Дарджилингский экспресс Доусону. Наверное, это он отдал распоряжение изъять бумаги. Если тем поездом действительно должны были что-то перевозить, то без багажной декларации мы никогда не узнаем, что именно.

— Да, сэр. Простите, сэр. — Слова Банерджи прозвучали так, словно он винил себя в произошедшем, хотя от него тут ничего не зависело. Беда этого парня была в том, что он вечно посыпал голову пеплом то по одному, то по другому поводу.

Я вздохнул.

— За что вы извиняетесь, сержант? Если кто в этом и виноват, то я сам. Ведь это я рассказал Доусону о нападении.

— И все же, если бы декларацию вовремя внесли в систему, мы получили бы ее раньше, чем в дело вмешалось подразделение «Эйч».

Тут у меня в голове что-то щелкнуло.

— Что вы сказали, сержант?

Он, кажется, растерялся от моего вопроса.

— Я только сказал, что если бы служащие железной дороги не потеряли документы, то багажная декларация попала бы в систему хранения вовремя и уже была бы у нас.

— Черт возьми, Несокрушим! Да вы гений! — воскликнул я, бросил трубку, схватил свою шляпу и выбежал из кабинета.

Впервые не обращая внимания на жару, я бегом вернулся на Дэлхаузи-сквер, взбежал по ступеням парадного входа «Дома писателей» и ворвался в кабинет Энни Грант, орошая ковер каплями пота.

— Капитан Уиндем! — ахнула она. — Вы что-то забыли?

— Можно и так сказать, — ответил я, с трудом переводя дыхание.

— К сожалению, у мистера Стивенса сейчас другая встреча. Не знаю, когда он сможет вас принять.

— Я пришел к вам, мисс Грант, — тяжело дыша, объяснил я. — Те документы, за которыми вы ходили в квартиру Маколи. Среди них было разрешение на перемещение средств?

Она взглянула на меня с удивлением:

— Ну да, было. Разрешение на перемещение средств в Дарджилинг перед переездом губернатора, который состоится на следующей неделе.

— Вы не скажете мне, о какой сумме речь?

— Двести семь тысяч рупий. Их должны были перевезти из казначейства в Калькутте в Дарджилинг.

— И перевоз этих денег был отложен, потому что Маколи унес документы домой?