Несколькими днями позже полиция перехватила пачку прокламаций, которые Центральный исполнительный комитет «Народной воли» намеревался распространить среди студентов и рабочих. Там перечислялись все «братья», осужденные на смерть за последние месяцы и возводившиеся в ранг мучеников, а также говорилось об ужасной и близкой мести. Не удовлетворившись разговором с царевичем по поводу Екатерины, встревоженный Александр вновь просит его в письме-завещании от 9 ноября 1880 года: «Дорогой Саша, на случай моей смерти поручаю твоим заботам мою жену и детей. То дружелюбие, которое ты постоянно проявлял с самого первого дня, когда узнал их, и которое было для нас настоящим источником радости, служит для меня гарантией того, что ты не оставишь их и будешь для них защитником и добрым советчиком… Моя жена ничего не унаследовала от своей семьи. Стало быть, все, что ей принадлежит сегодня – движимое и недвижимое имущество, – она приобрела сама. Ее родственники не имеют на это имущество никаких прав, и она может распоряжаться им по своему усмотрению. Мы с ней условились, что если я буду иметь несчастье пережить ее, оно будет поровну разделено между нашими детьми, и сын получит свою долю по достижении совершеннолетия, а дочери – когда выйдут замуж. Капитал, который я положил в Государственный Банк, принадлежит моей жене согласно имеющемуся у нее свидетельству. Такова моя последняя воля. Я уверен, что ты исполнишь ее добросовестно. Да благословит тебя Господь. Не забывай меня и молись о душе того, кто нежно любил тебя. Папа».

Устроив таким образом будущее жены и детей, Александр решил покинуть вместе с ними Ливадию в конце ноября. За несколько дней до намеченного полиция обнаружила мину, установленную на железнодорожных путях в Лозовой, неподалеку от Харькова. Этот инцидент не повлиял на решение императора. Его мужество подкреплялось фатализмом. Чем с большим ожесточением охотились на него революционеры, тем крепче верил он во вмешательство Господа во все перипетии его судьбы. Пытаясь заниматься самоанализом, он приходил к выводу, что при принятии политических решений руководствуется скорее чувствами, нежели рассудком. Несмотря на свое положение и свою власть, он был всего лишь порядочным, благородным человеком. Ему казалось, что по масштабам личности он не годится на роль абсолютного монарха, готового выстилать телами подданных дорогу к достижению своих целей. И хотя он не соответствовал своему предназначению, все же было что-то необычное в этом простодушном, чувствительном существе, грезившем в одно и то же время любовью и реформами.

Путешествие прошло без приключений. Немного не доехав до Санкт-Петербурга, поезд остановился в Колпино, где собрались великие князья и княгини. Хотя все они были в курсе относительно женитьбы отца, только наследник престола и его супруга имели до этого возможность познакомиться с Екатериной поближе. Царь созвал членов своей семьи, чтобы представить им вопреки протоколу в скромной обстановке провинциального вокзала свою морганатическую супругу. Приветствия были подчеркнуто вежливыми, но холодными. Сыновья и дочь Александра молча осуждали своего отца.

Когда они 28 ноября приехали в Санкт-Петербург, император отвел Екатерине роскошные апартаменты в Зимнем дворце, заранее подготовленные по его распоряжению. У них была общая спальня, и они спали в одной кровати. Эта спальня примыкала к рабочему кабинету, и зачастую Александр после тяжелых объяснений со своими министрами сразу попадал в объятия жены. В качестве меры предосторожности вокруг дворца вырыли ров. Его окрестности прочесывались патрулями. Стояла холодная погода, небо было серым, лица людей угрюмыми, на крышах лежал снег. Солнце, синее море, лучистая умиротворенность Ливадии – теперь все это было не более чем воспоминанием, постепенно утрачивавшим реальность в мире забот и тревог.

В начале 1881 года Лорис-Меликов мог поздравить себя с тем, что его усилия по приобщению представителей народа к управлению государством начали, наконец, приносить плоды, пусть пока и весьма скромные. После долгих колебаний наследник престола и царь все-таки дали согласие на осуществление проекта, сто раз пересмотренного и исправленного. Проект предусматривал создание двух подготовительных комиссий – экономико-административной и финансовой. Деятельность этих комиссий должна была контролироваться Генеральной консультативной комиссией, чьи функции заключались в обсуждении текстов законов с участием делегатов, избранных земствами и городскими собраниями. Эти тексты затем должны были передаваться на рассмотрение в Государственный совет, расширенный на 10–15 членов за счет избранных представителей провинции. Таким образом, речь шла не о формировании парламентского органа, а о привлечении нескольких представителей народа к разработке проектов законов, содержание которых определялось бы заранее. Мнение Генеральной консультативной комиссии ни в чем и ни в коей мере не ограничивало бы компетенцию единственного существовавшего законодательного органа, Государственного совета, института весьма бюрократического, поскольку в его состав входило ничтожное число делегатов провинций.

Каким бы незначительным ни казалось это нововведение, Александр придавал ему чрезвычайно важное значение. Впервые в истории России народ, в лице своих представителей, примет участие в законодательном процессе. Разумеется, обновленный Государственный совет – это еще далеко не парламент. Но те несколько делегатов из провинции, которые будут сидеть бок о бок с государственными сановниками, составят авангард сильной и грозной армии. Еще раз вступив на этот путь, не проснется ли он однажды в демократической стране? Окружение царевича страшно боялось этого. «Россия погибла! – твердили они. – Мы стоим на краю пропасти. Наследник престола попал в западню, расставленную этим шарлатаном армянином!» Александр тем не менее держался стойко и назначил тайную комиссию под председательством царевича, призванную выработать практические меры по осуществлению реформы. Деятельность комиссии была окутана плотным покровом тайны. Будоражить раньше времени общественность было ни к чему. «Раздастся несколько роковых выстрелов, – говорил Лорис-Меликов, – и со мной будет покончено, а вместе со мной со всей моей системой».

Наряду с этой проблемой царь не переставая думал и о другой, которая, по его мнению, была неразрывно связано с первой: коронации княгини Юрьевской. Она занимала его тем более, что Екатерина принимала активное участие в жизни двора, а статус морганатической супруги ставил ее в двусмысленное положение в глазах императорской семьи. Согласно протоколу, она обладала меньшими правами по сравнению с великими князьями и княгинями. Так, за обедом она садилась не напротив императора, а в конце стола, между князем Ольденбургским и герцогом Лейхтенбергским. Александр больше не мог выносить такое унижение. Он поручил князю Голицыну отыскать в московских архивах сведения о подобной церемонии. В самом деле, до сих пор императрицы короновались вместе со своими мужьями, за одним лишь исключением: уроженка Ливонии Екатерина, на которой женился Петр Великий после того, как развелся с царицей Евдокией. Но это было так давно – в 1711 году! С той поры обряд претерпел значительные изменения. Нужно было изучить детали этикета, традиции, особенности коронации…