Он рассмеялся:

– Бедняжка Шарлотта! Но, знаешь, у тебя это не всерьез.

Она посмотрела на него как-то зловеще:

– Нет! Но будет всерьез, если ты тоже станешь называть ее бедняжкой Шарлоттой!

– Беру свои слова обратно! – поспешно сказал он. – Я никогда этого не говорил!

На щеках ее появились ямочки, но она уныло сказала:

– Это такой вздор! Мама говорит о ней так, словно она умерла; разве что пока не называет ее святой Шарлоттой. Да и как она может это сделать, если знает, что Шарлотта совершенно счастлива! Недавно мы получили от нее письмо, отправленное из Йорка, где они останавливались на несколько дней.

– Я рад слышать, что она счастлива.

– Адам, – поведала Лидия благоговейным голосом, – она пишет, что Ламберт разделяет все ее мысли и чувства!

– Боже правый! Я хочу сказать, какая удача!

– Они поделились друг с другом серьезными и возвышенными мыслями в храме.

– Нет, не так, – тут же ответил Адам. – У Шарлотты были серьезные и возвышенные мысли, а Ламберт сказал: «Да, воистину так!» Ей-богу! Лидия, негодница, ты делаешь меня таким же скверным, как сама! Угомонись!

Она хихикнула, но смахнула слезинку:

– О, если бы только Мария не умерла! Тогда я не была бы обязана утешать маму или даже ехать в Бат! Он нежно обнял ее:

– Мне жаль, что тебе приходится ехать, но думаю, что в любом случае ты должна на какое-то время запастись терпением. Постарайся это вынести. Если мама сама повезет тебя в Лондон будущей весной, захочешь ли ты приехать к нам, с тем чтобы Дженни тебя представила?

Теперь его горячо обняли сестринские руки, и Лидия с восторгом воскликнула:

– Да, еще бы! Тетя Нассингтон говорила о том, чтобы вывести меня в свет, но я предпочла бы, чтобы это сделали вы с Дженни. А она согласится?

Поскольку Дженни, вошедшая в комнату в этот момент, все слышала, то тут же сказала, что ничто не доставит ей большего удовольствия, чем эта процедура. Лидия воспрянула духом и в порыве откровения выразила надежду, что мама останется в Бате на всю весну.

– Ах ты, скверная девчонка! Уведи ее, Дженни. Кстати, не забудь показать ей свою ванну! Ей она понравится!

Лидия и вправду пришла от ванны в восторг, решив немедленно ею воспользоваться, чем весьма шокировала Марту Пинхой.

– Не хочешь же ты сказать, что не моешься в этой ванне, Дженни? Да ведь это прекрасно! Такая роскошная раковина! И опять же эти зеркала! Ты видишь себя, куда ни посмотришь, пока сидишь в ней!

– Ну, не вижу в этом особого удовольствия, – заметила Дженни. – Но если ты хочешь, пользуйся ею на здоровье.

– Ну уж нет, миледи! – объявила мисс Пинхой. – Удивляюсь, что вы говорите такие вещи! Все мы знаем, что это за создания – те, кто сидит в таких ваннах, сплошь окруженных зеркалами! Да сама мысль… – Махнув рукой, мисс замолчала.

Было очевидно, что Лидия не отягощена этими повсеместно распространенными знаниями, и, поскольку было так же очевидно, что она собирается потребовать от мисс Пинхой просветить ее, Дженни поспешно увела сестру Адама в свою комнату, которую Лидия тоже одобрила, выразив свое восхищение:

– О, да тут все новое, не считая сундука и стульчика у окна! Должна сказать, это великое улучшение, прежде все тут было очень обветшалым!

– Тебе нравится? – с беспокойством взглянула на девушку Дженни. – У меня самой не слишком-то хороший вкус – впрочем, я ни имела никакого отношения к меблировке: этим занимался папа, пока мы были в Рашли, чтобы… чтобы приготовить нам сюрприз. Вот только боюсь, что он сделал это все слишком… слишком помпезно!

– Что касается меня, – сказала Лидия, – так меня это нисколько не заботит. До чего прекрасно иметь отца, который преподносит такие роскошные сюрпризы! – Девушка помялась, а потом робко спросила:

– Не собирается ли он переделывать и Фонтли, нет? Ну… не очень сильно?

– Нет, нет, обещаю тебе, Фонтли вообще не будет переделываться! – воскликнула Дженни, заливаясь краской.

– Не хочу сказать, что этот дом не очень элегантный! – поспешно сказала Лидия. – Просто для Фонтли этот стиль не так бы хорошо подошел!

У Вдовствующей, когда она спустилась в гостиную, сложилось мнение, что излюбленный стиль мистера Шоли вообще не подойдет ни для одного респектабельного дома, и при первой возможности она с предельной прямотой выразила свое мнение Адаму, да так резко, что он вдруг вступился даже за материю в полоску, упрямо настаивая, что такая ткань отлично смотрится.

– До чего вульгарная расцветка! – содрогнулась Вдовствующая. – На занавесках тоже слишком много канители! Увы, когда я вспоминаю, как в свое время выглядела эта комната, мне остается лишь скорбеть о произошедших переменах!

Адам не сдержался:

– Едва ли она могла выглядеть по-прежнему, мэм, с тех пор, как вы вывезли из нее все, кроме ковра и трех картин.

Такой неподобающий для сына отпор ранил миледи столь глубоко, что не только были вызваны призраки Стивена и Марии, но, когда Дженни сказала ей о небольшом приеме, устраиваемом в честь ее приезда, она сказала, что, несомненно, дорогая Дженни забыла, что она пребывает в глубокой скорби.

– Будто кто-то из нас мог об этом забыть, когда она постоянно просто испускает траурные флюиды! – сказала Лидия. – Но не беспокойся, Дженни, мама не уйдет в свою комнату, это я тебе обещаю!

Дженни пришлось довольствоваться заверением Лидии, но ее тревога не улеглась до конца до тех пор, пока Вдовствующая не спустилась вниз без малого в восемь, облаченная в черный шелк и с мантильей, подаренной Адамом, приколотой поверх испанского гребешка (тоже его подарка), закрепленного в ее светлых локонах.

– О, вы так чудесно выглядите! – невольно воскликнула Дженни. – Простите, я не могла удержаться!

– Милое дитя! – снисходительно проворковала Вдовствующая.

– Я считаю это своей величайшей заслугой – понять, что ничто не, пойдет тебе так, как мантилья, – восхитился Адам. – Чудесно, мама!

– Глупый мальчишка! – Она мгновенно растаяла. – Я решила, что следует сделать над собой усилие, ведь вы пригласили всех этих людей специально, чтобы со мной повидаться. И наверное, если вы упомянули, что завтра мне предстоит утомительное путешествие, они не засидятся допоздна.

Не слишком-то благожелательное дополнение, но впечатление оказалось обманчивым. С того самого момента, когда Рокхилл, восхищенно воззрившись на лицо миледи, взял ее руку и со старомодной учтивостью поднес к своим губам, не приходилось сомневаться, что вечеринка придется Вдовствующей по вкусу.

Приезд Оверсли совпал по времени с приездом Броу, и в приветственной суматохе никто не заметил, как Адам и Джулия простояли, взявшись за руки, дольше, чем это принято, и Джулия шепнула: