– Не нужно говорить мне об этом. Ведь ты просто довела себя до такого состояния, что упала бы в обморок, даже если бы мышь пробежала по полу! Примерно то же я им и сказала, хотя сослалась не на мышь, а на духоту в помещении.

– Мама рассказала мне, – что ты держалась молодцом, – равнодушно заметила Джулия. – Спасибо тебе, но никто в это не поверит. Они будут наблюдать за мной и сплетничать на мой счет. Возможно, кто-то станет меня жалеть: «Бедная девушка. Он, знаете ли, передумал!»

– Нет, ни за что! Если мне будет позволено сказать по этому поводу! – перебила Дженни. – Это как раз то, что я собираюсь пресечь в корне. Так что я буду тебе признательна, если ты не станешь впадать в апатию, когда потребуется быть немного поживее!

– Но, что тебе до этого? – спросила Джулия, вздыхая.

– Прояви чуточку здравого смысла, Джулия, ну же! – взмолилась Дженни. – Хорошенькое будет дело, если люди станут говорить такое о моем муже!

Джулия опять выглядела ошеломленной.

– Но они не станут! Все же знают обстоятельства – он ничего не мог поделать!

– Это не помешает им считать, что он обошелся с тобой весьма недостойно, если увидят, что, судя по твоему виду, ты навеки погрузилась в печаль. Адам не будет так выглядеть, что бы он ни чувствовал, потому что слишком уж он джентльмен, чтобы наводить кого-то на мысль, будто ему не нравится наш с ним брак. Все кончится тем, что люди станут болтать: он просто бессердечный и ему нет ни малейшего дела ни до чего, кроме денег и богатства, он счастлив до тех пор, пока богат!

– Тебе не нужно бояться! – с надломом в голосе произнесла Джулия. – Я собираюсь вернуться к своей бабушке и жить у нее отшельницей. Полагаю, хватит и года, чтобы забыть о самом моем существовании!

– Скорее в Танбридж-Уэллс построят еще одну гостиницу, чтобы разместить там твоих поклонников! – невозмутимо сказала Дженни.

Джулия ахнула и сквозь слезы разразилась смешком.

– Ах, как ты можешь быть такой… такой отвратительно бесчувственной!

– Ну, ты ведь знаешь, что я начисто лишена чувствительности. Но у меня, однако, не гуляет и ветер в голове. Так что я посоветую тебе, что делать, чтобы поставить в тупик всех злобных людишек, которые будут рады покаркать насчет тебя. – Дженни заметила, как вспыхнули глаза Джулии, и продолжала:

– Да, я уже слышу их! Притворяющихся, что они, как ты сказала, жалеют тебя, но довольно облизывающих губы и говорящих, что они всегда знали: Сильфида себя погубит. Потому что ты не могла разбить в пух и прах всех других девиц, без того чтобы не возбудить волну злобы и ревности, – уж это-то я знаю!

Джулия села в постели.

– Но каким образом? – спросила она. – Папа не соглашался на помолвку с Адамом, но люди-то знали!

– Ну и что с того, что знали? Они не сочтут удивительным, что девушка, у которой столько много самых разных поклонников, разлюбила так же легко, как и влюбилась! Еще бы, ты ведь тогда только-только вышла из стен пансиона! Потом ты не видела Адама месяцами, и если обнаружила, что совершила ошибку, – что может быть естественней? – Она не обратила внимания на тяжкий вздох Джулии и стала натягивать перчатки. – Так что я заеду к тебе завтра около четырех, и мы с тобой покатаемся в парке, как хорошие подруги, какими мы всегда и были.

– О нет! – воскликнула Джулия с мольбой. – Нет, я не смогу!

– Нет, сможешь! И я не стану скрывать, что буду очень тебе признательна, если ты сможешь, потому что мне не нравится кататься в одиночестве, а я еще не знакома со многими. Два-три поклона – самое большее, что меня ждет, если я поеду одна; но если ты будешь сидеть возле меня, карету, наверное, обступит толпа. – Она встала, когда у Джулии опять вырвался натянутый смешок. – И если бы ты смогла упасть в обморок, когда пойдешь на какой-нибудь прием в следующий раз!.. Только имей в виду – не на собрании у леди Бриджуотер, потому что накануне вечером она сказала, что пришлет нам пригласительную открытку, и будет негоже, если ты сделаешь это в присутствии Адама!..

– Дженни, ты просто несносна! – запротестовала Джулия, не зная, смеяться ей или плакать. – Как будто я могу…

– Ты сможешь, если поставишь перед собой такую цель, – уверенно сказала Дженни со сдержанной, едва заметной улыбкой. – Стоит тебе только подумать, что ты задыхаешься от жары, и ты задохнешься!

Она на прощанье прикоснулась к плечу Джулии и вышла, не дав ей времени обдумать смысл последнего замечания. Внизу ее встретила леди Оверсли, которая глядела на нее тревожно-вопросительно. Она ответила ей приветливым кивком и улыбкой.

– Я ничего не сказала насчет того, чтобы она приехала и пообедала с нами, но мы с ней договорились проехать покататься завтра. Так что не бойтесь! Тогда я ее и приглашу на обед.

Леди Оверсли обняла ее, пролив несколько слез облегчения.

– Ах, моя дорогая Дженни, я так вам признательна! Она… она была все такой же расстроенной?

– Этого я не могу вам сказать, мэм, – ответила Дженни со свойственной ей прямотой. – Как знать – по крайней мере, я не могу этого знать потому что у нее не больше сходства, чем у щавеля и маргаритки, и я не понимаю ее, и никогда не понимала. Она считает, что да, а мне всегда казалось, что она из тех, кто способен умереть от гриппа только потому, что вбил себе в голову, что это оспа!

Это было уж слишком для чувствительной леди Оверсли, но, когда она впоследствии рассказывала все это своему супругу, он выглядел весьма ошарашенным и сказал, что Дженни – гораздо проницательнее, нежели он полагал.

– Твоя дочь, дорогая, – сказал он, – всегда живет в нервном напряжении, и теперь мы видим, что из этого получается. Леди Оверсли привыкла к неблаговидной привычке мужа снимать с себя какую-либо ответственность за любого своего ребенка, разгневавшего его, так что она пропустила это замечание мимо ушей, согласившись, что дочь наделена слишком богатым воображением.

– Да она вся в тебя! – сказал его светлость неумолимо.

Джулия весь день оставалась в своей спальне, но появилась за завтраком на следующее утро Она выглядела бледной и явно пребывала в подавленном настроении; когда же ее отец, энергично увещеваемый леди Оверсли, поприветствовал ее с величайшей сердечностью, она ответила гримасой, отдаленно напоминавшей улыбку. Но, по счастливой случайности, ее новое платье для прогулок из французского льняного батиста, отделанное оборками из широких кружев, прислали на дом в тот же самый день, и оно было таким прелестным, особенно надетое с одной из ольденбургских шляпок, что Джулия незаметно для себя немного приободрилась. В какой-то момент домашним показалось, что она собирается отказаться от поездки с Дженни; но когда ее убедили надеть новое платье, и ее мама, служанка, две младшие сестры и их гувернантка разразились немыслимыми восторгами, она передумала и, когда экипаж Линтонов остановился у дверей, вышла к нему в полной готовности.

Дженни, одетая в дорогое, но не слишком шедшее ей платье из брауншвейгского серого люстрина, тоже восхитилась ее туалетом, так же как и множество гуляющих, когда они добрались наконец до парка. Если карету и не обступила толпа, то, во всяком случае, кучеру пришлось много раз останавливать лошадей.