— Ты рассказала достаточно, — заверил девушку Стас. — Ваши показания обязательно помогут мне распутать дело.

— Спасибо за то, что взялся помогать нам, — произнесла Лолита.

— Я не мог поступить иначе, — глотая вставший в горле ком, отозвался Полянский. — Не знаю, как это получилось, но вы не безразличны мне. Все трое…

— Ты не представляешь, как нам радостно это слышать, — призналась Лолита, прижимая руки к пылающим щекам. — Какое счастье, что мы встретились!

— Простите меня за то, что я не могу освободить вас прямо сейчас, — спохватился Стас. — Вам придется еще немного побыть в этом заведении.

— Ничего. Пока мы вместе, нам ничто не страшно, — пролепетала Лолита. — Но ты не уходи, — Наточка хочет тебе еще о чем-то рассказать.

— Конечно, я слушаю, — заявил Полянский.

Вернувшаяся Наталья уже ничем не напоминала привидение, она вновь стала жизнерадостной и рассудительной.

— Я вспомнила вот о чем, — проговорила девушка. — Спать мы ложились в домашнем халате, а в сторожке лесника оказались в одежде, которую оставили в салоне.

— А еще я отлично помню, что умылась и расчесала волосы, — вмешалась Рената.

— Да, точно, — встрепенулась Лолита. — В сторожку лесника мы попали после того, как кто-то нанес нам на лицо макияж. И маска… Я плохо видела, но почувствовала, когда незнакомец что-то прислонил к моему лицу; решила, что он хочет меня задушить. Мне пришлось оттолкнуть подозрительный предмет, — надо полагать, что это и была маска. И отпечатки пальцев на ней мои!

— И еще, по поводу Клочковой, — снова ввязалась в разговор Наталья. — В тот вечер, когда мы забрались в сейф, у хозяйки салона была гостья. Нам с Ренатой показалось, что Регина Натановна пригласила к себе любовницу. Клочкова назвала ее … забыла как.

— Она сказала: Оленька! — Ренату память не подвела.

— Девочки, вы такие молодцы! — не сдержал восторга Полянский. — Вы дали мне множество крайне ценных сведений! Прошу вас, держитесь вместе, и я обязательно вытащу вас из этого ужасного места.

Доктор, рекомендованный Брониславом, как и обещал, прибыл ближайшим рейсом. Не успев стряхнуть с себя дорожную пыль и позавтракать, психолог помчался к следователям, выяснять все обстоятельства дела.

Служитель Панацеи, представившийся Василием Николаевичем, сразу же завоевал симпатию Полянского. Пообщавшись с психологом лично, Стас возрадовался, что «сестры» попадут в надежные руки.

В два глотка одолев предложенную кружку кофе, доктор отправился к пациентке. Случай с «сестрами» настолько заинтриговал психолога, что тому не терпелось поближе познакомиться с подозреваемой.

Пока Полянский и Бронислав прикладывали все усилия к вызволению из заточения физической оболочки девушек, Василий Николаевич всерьез принялся за более тонкие материи. Получить разрешение на обследование Натальи было не так просто, но доктор подключил к делу нужных людей, и пустил в ход свой непререкаемый авторитет и настойчивость. Благодаря последнему, уже после обеда психологу разрешили навестить девушку.

Чтобы завоевать доверие пациентки, доктор рассказал Наталье о случае со своей женой, а также объяснил, что его до сих пор мучают угрызения совести.

— Ведь это я настоял на том, чтобы супруга обратилась к медикам, — тяжело вздохнув, заявил Василий Николаевич. — Ее убило мое непонимание, нежелание посмотреть на проблему в другом ключе.

— Вам не стоит корить себя, — попыталась утешить мужчину Наталья. — Любой здравомыслящий человек поступил бы также. К сожалению…

— Всю жизнь мы так упорно стремимся стать «нормальными», соответствовать общепринятым ценностям, что любой отход от установленных взглядов кажется преступным. И нам недосуг догадаться, что это губит нас. Мы запрещаем себе быть такими, какими должны быть. Но, искажая собственную реальность, никто из нас на самом деле не становится лучше. Мы только лишь усыпляем сознание, прикрываясь несуществующими ценностями. Так горько осознавать это.

— Ваши взгляды могут дать миру непревзойденный пример инакомыслия! — восхищенно произнесла Наталья. — Потеря изменила Вас, превратила в истинного ценителя своего дела, осознающего великое значение того, чем Вы занимаетесь. И, если существует рай, то ваша жена наверняка сейчас смотрит оттуда, восхищается и гордится вашими трудами.

— Надеюсь, что так и есть, — добродушно улыбнувшись, ответил Василий Николаевич. — Но я прибыл сюда не для того, чтобы вызвать к себе сочувствие. Рассказ призван был убедить вас в моем искреннем стремлении помочь.

— Я верю Вам и жду не дождусь, когда лечение начнется! — воскликнула Наталья. — Обещаю быть послушной пациенткой.

— Отлично! — всплеснул руками доктор. — В таком случае, не вижу поводов откладывать сеанс.

Прежде чем пообщаться с Лолитой и Ренатой, Василий Николаевич, следуя собственной методике, решил выявить обстоятельства самого появления «сестер». Помня рассказ Полянского о тяжелом детстве Натальи и о сразившем ее в юности недуге, доктор предположил, что именно в больнице девушка обрела свое первое Альтер-эго.

Психолог предложил пациентке использовать гипноз. Наталья легко согласилась.

Василий Николаевич погрузил пациентку в гипнотический сон, включил записывающее устройство и произнес:

— Будь добра, вернись в детство. Помнишь, ты больна: у тебя воспаление легких? Тебя везут в больницу?..

— Да, я еду в скорой, — пробормотала Наталья. — Мне очень плохо — совсем не могу дышать! У меня жар, все мое тело будто объято пламенем… Я готовлюсь умереть…

— Продолжай, — попросил доктор, — что дальше?

— Я в больнице, мне поставили капельницу. Стало чуть легче, но все равно знаю, что смерть скоро придет за мной. Я уже слышу ее тихие шаги… У меня кружится голова, перед глазами то и дело вспыхивают алые пятна. Пришла мама — она обтирает меня влажной тряпкой. Пряча слезы, отходит от койки, наклоняется над раковиной. Боится, что я замечу ее беспокойство. Вот мама вскидывает голову и видит, что рядом с зеркалом, на вбитом в стену гвозде, висит дорогой кулон. Золотой! Шепотом мама обращается к медсестре, указывая той на украшение.

— Наташа, ты слышишь, о чем говорят медсестра и твоя мама? Можешь повторить?

— Да: медсестра рассказывает, что раньше в этом отделении находилась реанимация для новорожденных. Здесь лежали самые тяжелые пациенты, многие из которых не проживали и одного дня. Это украшение нашли рабочие, когда переоборудовали помещение под терапевтический стационар. Наверное, кулон принадлежал одному из маленьких пациентов. Когда малыша не стало, отпала необходимость и в этом обереге. Моя мама спрашивает, почему такую ценную вещь не вернули родителям. Медсестра печально качает головой и говорит, что украшение могли попросту потерять в той суматохе, которая творится в реанимации; либо же кулон попросту было некому вернуть. «Но почему оно висит тут, у всех на виду? — интересуется мама. — Разве вы не боитесь, что его могут украсть?» Медсестра безрадостно усмехается и замечает, что такое «сокровище» никому не нужно: оно хранит на себе печать смерти. Ни рабочие, ни сотрудники больницы, ни приходящие посетители и пациенты — никто не прикасается к кулону, зная о судьбе его несчастного владельца. «Что за глупые небылицы?!» — возмущается моя мама. «Да?! А Вы прикоснитесь к нему!» — шепчет медсестра. Я вижу, как моя мама тянется к кулону, — рука ее дрожит. Она подносит пальцы совсем близко, но так и не решается на прикосновение. Мама смотрит на меня и говорит: «Чужая доля нам не нужна, и без нее несладко…». Украшение так и остается висеть возле зеркала.