спать и нечего есть, и это не только конец мучительного путешествия, это конец всему. Внизу нет жизни, а наверху одни орланы, издающие зловещие звуки.

Вскоре развели ещё один костёр, и Галина переместилась к нему, подсунув под горячие угли кусок теста. Пока охранники разбираются с переселенцами, в сотый раз пересчитывают их, распределяют муку и раздают вёдра, тесто превратится в съедобную пищу. Те, кто попытался насытиться сухой мукой, корчились от смертельных судорог. Единственный фельдшер, которого охранники называли лекпомом, бегал от одной группы к другой, но помочь ничем не мог. Лекарств не было. Бесполезная аптечка болталась у него на поясе, всё, что там было, давно опустело. Люди, искупавшиеся в реке, мёрзли и тянулись к кострам, но согреться не могли, с севера подул ещё более студёный ветер. Арктический холод окутал остров. Охранники выстроились вдоль берега и передёрнули затворы, что означало: первый, кто бросится в реку, будет безжалостно застрелен. В охране произошла рокировка. Пятеро собрались вернуться в посёлок, шестеро должны были караулить остров. Один катер уволок пустую баржу в комендатуру, затем вернулся и оттащил вторую баржу подальше от острова. У берега покачивались две лодки и паузок. Уголовники со скучающим видом посматривали на берег, рассчитывая, что охранники возьмут их с собой в посёлок, но те и не думали этого делать.

У охранников были другие виды на команду Мизгиря. Они собирались переложить ответственность за сохранность переселенцев на уголовников. Мизгирь о чём-то пошептался со старшим конвойным и на какое-то время присмирел. За примерную службу Мизгирю пообещали скостить срок. Один день на острове приравнивался к трём, тут было о чём задуматься.

Оставшиеся в живых люди бродили по острову в поисках удобного места для ночлега, но везде было сыро, вода с острова только что ушла, от земли несло могильным холодом. Мужчины покрепче отправились за хворостом и прутьями, чтобы устроить шалаши, но у них не было ни топоров, ни ножей, пришлось рвать ветки с деревьев голыми руками. К вечеру совсем похолодало. Охранники ёжились, зябли, кутались в шинели, мечтая о ночлеге на паузке, а когда костров стало больше, уплыли на лодках, оставив на острове почти шесть тысяч голодных и раздетых людей. Старшим над ними назначили Мизгиря с его приспешниками. Шестеро охранников торчали на паузке, позвякивая ружьями.

К ночи пошёл густой снег. Орланы перестали кричать, перелетев на северную часть острова. Белохвостые птицы любят тишину, им не нравится, когда люди их беспокоят. Белоснежные хлопья медленно покрывали остров вместе с людьми. Вместе со снегом стихли крики и стоны. В поезде и на баржах было страшно, но оставалась надежда, что кто-нибудь их выручит и когда-нибудь всех привезут в нормальную жизнь, но на острове люди поняли, что жизнь закончилась. Именно здесь суждено всем умереть медленной и мучительной смертью от голода и холода. Не было больше надежды на лучшую жизнь. Она умерла. Необитаемый остров оказался могилой без креста.

Глава вторая

Ушлый китаец носился по острову в поисках съестного, но ничего не нашёл. Снег растаял, оставив после себя лужи и проледи. Шалаши, устроенные неумелыми руками, разъехались в разные стороны, голые прутья устрашающе торчали, пугая людей и особенно детей. При пересчёте переселенцев после выгрузки выяснилось, что на острове много детей подросткового возраста. Здесь были десятилетние и четырнадцатилетние, задержанные сотрудниками органов во время облав. Никто из них не был беспризорником, у многих были живы родители, некоторых опекали родственники. Дети были растеряны. Оглушённые переселением на север, лишённые родительской опеки, подростки бродили по острову, не понимая, где находятся. Китаец цокал, покачивал головой, но подростки не заинтересовали его. Китаец по-заячьи попрыгал на мокрой земле и пристал к группе угрюмых мужчин, которые всю дорогу держались вместе. Бывшие дворяне, чиновники, инженеры, учителя. Многие из них до революции жили обеспеченно, у них виднелись зубные протезы из золота. Китаец долго тёрся среди представителей бывших, внимательно присматриваясь к каждому, затем помчался к Мизгирю докладывать о результатах разведки.

Их было много, «бывших» людей. Ветер истории отнял у них всё. Когда-то каждый из «бывших» имел семью, дом, постоянный источник дохода, все они соблюдали нравственные законы, к тому же привыкли жить на широкую ногу. После прихода к власти пролетариата «бывшие» утратили всё или почти всё. Прежняя жизнь и идеалы утратили значение. Некоторым повезло — они устроились во вновь созданные конторы, где благодаря образованию, полученному при царском режиме, получили смехотворные должности. Они работали, получали жалованье, но документов им не дали потому, что до революции они служили империи. Многим выдали справки, но в выдаче паспортов отказали. Какое-то время их держали в конторах без документов, но в процессе всеобщей паспортизации все «бывшие» попали в списки социально-вредных элементов.

Эта группа была самой многочисленной на переселении и выглядела вполне пристойно. Все мужчины были одеты в добротную одежду хорошего покроя, многие в шляпах и гетрах, на ногах кожаная обувь. И хотя вещи были основательно поношены, извалялись в долгой дороге, но имели огромную ценность. В Стране Советов давно ничего не шили и не выпускали, кустарная промышленность не справлялась с обеспечением нужд населения. Другая часть переселенцев состояла из беглых крестьян, бывших раскулаченных, их членов семей, и все они были одеты в драные полушубки с вывалившимися наружу клоками овчины, на ногах у всех лапти и башмаки, выношенные до последней степени, но особенно плохо выглядели женщины, обмотанные старыми платками и шалями, в дырявых юбках. Глядя на эти юбки, можно было составить географическую карту скитаний, на которые обрекла людей советская власть.

Страна безжалостно избавлялась от балласта, от «бывших» людей, от всех, кто не хотел или не мог принять новую действительность. Или, по мнению власть предержащих, не соответствовал ей. Такие люди мешали новой державе. Их нужно было уничтожить, вырвать с корнем, чтобы ни одного ростка не осталось. Пайки и вещевое довольствие не доставались спецпереселенцам. Исполнители правительственных решений щедро тратили продовольствие, выделенное для нужд спецконтингента, на личные прихоти и повышение благосостояния.

Китаец вприпрыжку добежал до Мизгиря и довёл до его сведения все новости, которыми успел разжиться. Главарь с довольной усмешкой покачал головой. Уголовники устроили сходку, на которой едва не поубивали друг друга. Всех мучил голод, а продуктов, кроме промокшей муки,