от наложенных на них письменных знаков4, и вовсе не обращают внимания ни на один из символов, придающих внешнюю форму этим смыслам5, если только, конечно, не хотят с присущей им мудростью телесно запечатлеть данные смыслы для тех, кто, вследствие младенчества [своего] ума, не может оказаться превыше чувства6. [Тогда они делают это] для того, чтобы таковые [младенцы во Христе], поупражнявшись сначала в образах, соответствующих чувству, возжелали затем обратиться к первообразам, которые [существуют] помимо чувства, то есть к смыслам 7. Нет ничего необычного в намерении устремиться к горнему посредством естественным образом ниспосланной нам способности ведения Божественных [вещей], и из этого намерения в [людях], подлинно стяжавших Божественное, [возникает] благоговение перед двумя являемыми благами. Ибо целеустремленно свершающий путь к Божественному либо достигает истины умопостигаемых [вещей] и радостно приносит жертву хвалы (Пс. 49:23)8 – благодарение [537] Даровавшему познание искомого, либо обретает ускользающий смысл написанного [в Священном Писании] и благоговейно чтит Божественное, постигнув то, что превышает его собственные силы. И я, лишь гадательным образом9 обращаясь к поставленным вопросам, призываю на помощь Бога, дабы стал Он помощником [мне в изъяснении] сказанного, поскольку сила моей собственной мысли немоществует, пытаясь любым образом обрести [недосягаемую] высоту иносказаний Писания. И если мне удастся достичь ее, то вся заслуга в этом принадлежит Богу, через постижение [горних тайн] приводящему меня к благодарению. А если же нет, то опять же Богу принадлежит красота непостижимости, поскольку Он праведно и промыслительно пресекает заранее во мне гордыню, которую может породить ведение, и Его непостижимость становится во мне залогом смирения 10.

3. Итак, обращаясь, как сказано, лишь гадательным образом к смыслу написанного, я начинаю с предшествующих речений Писания. А в предшествующей главе написано о Зоровавеле: И егда изыде юноша (сей), воздвиг лице на небо прямо Иерусалиму, благослови Царя Небесного (2 Езд. 4:58). Ясно, что после диспута, происшедшего в присутствии Дария, юноша удалился от лица царя Дария. А Дарий, как было уже сказано в предшествующем изложении, есть владычествующий над естеством закон11. Это ясно подтверждает и толкование его имени. Ибо оно, как утверждают точно знающие смысл этого имени, означает «рождение», «генеалогия» или «ведущий [свою] родословную». А понятия «рождение» и «генеалогия» отражают свойство естественного закона. Ибо «род», «ведущие [свою] родословную» или «генеалогия» относятся к естеству и суть свойства тех [существ], которые подчинены природе 12. Поэтому Дарий правильно понимается как закон естества. Ведь этот закон объемлет роды и виды, находящиеся в зависимости от природы, и то, что созерцается окрест природы; я имею в виду время и место. Поэтому сущие [вещи] нельзя рассматривать вне естественного рождения.

4. Стало быть, Дарий есть, как сказано, закон естества. А Зоровавель есть созерцающий ум, исшедший от Дария, [540] то есть от закона естества, оказавшийся превыше благоустроенности тварного бытия, подчиняющегося времени и месту, и воздвигающий лице ведающего расположения [души], соответствующее добродетели, к небу, то есть к высоте умопостигаемых сущностей, прямо против небесного Иерусалима, который постигается [лишь] мыслью13. Я говорю о том Иерусалиме, стены которого написаны на руках Господних (см. Ис. 49:16) и в котором находится жилище всех веселящихся (Пс. 86:7). И именно туда происходит истинный исход пленников, взыскующих, согласно божественному апостолу, жилище на небесах (2 Кор. 5:2)14. Вместе с великим Давидом они могут сказать: Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя. Прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе (Пс. 136:5–6). Здесь он называет десницей духовное делание, [проявляющееся] в божественных и достохвальных [добродетелях], а языком, прилипнувшим к гортани, – ведающее действие разума в нас, вследствие неведения прилипнувшее к глотке, то есть к страсти, вставшей комом в горле15, а поэтому мешающей устремляться к неизреченным благам и вкусить благость Господню (см. Пс. 33:9; 1 Пет. 2:3).

5. Если же Зоровавель, поспешая в Иерусалим, выводит смыслы из времени и естества16, [то это означает] либо поспешание нашего созерцающего ума, либо [поспешание] Слова-Творца, Который превыше нас, но ради нас и в нас стал подобным нам; Он для того стал человеком, чтобы через [Свое] Воплощение возвести к Себе тех, кто изверг себя из жизни и бесстрастия в страсти и смерть плоти. И их, разумеется, ставших, насколько это допустимо, близкими Ему17, Он выводит вместе с Собой [из плена] и приводит в небесный Иерусалим. Писание, символически приукрашивая высоту их добродетели и знания, сравнивает их с упомянутыми видами и числами [людей и животных]. Ибо всякий боголюбивый и праведный человек, восходя умопостигаемым образом к горнему Иерусалиму, восполняет [собой] названные числа различных видов, сводя в полноту единой добродетели и ведения смыслы каждого вида и числа18.

6. Об этом ясно свидетельствует место Писания, предложенное нам для рассмотрения, где говорится: Вси же бяху от Исраиля, от двунадесяти лет и выше, кроме рабов и жен, четыредесять три тысящы, триста шестьдесят. Превосходна точность словес [Святого] Духа! Ведь здесь отмечается, что никто из исшедших из Вавилона (под ним я понимаю смешение века сего) в Израиль, число которых названо, не был ниже двенадцати лет. Таким образом, Писание таинственно показывает, что только тот, кто оказывается превыше чувства и времени (их обозначает число двенадцать, состоящее из пяти – цифры, указывающей на чувства, и семи – цифры, указывающей на время) и пресекает связь души с ними, исходит из смешения их, устремляясь к горнему граду и имея, [541] кроме рабов и рабынь, сорок три тысячи триста шестьдесят.

7. Рабы же19, вероятно, суть помыслы естественных, безукоризненных20 и не зависящих от нас страстей21. А жены22 суть представления, естественные желания и наслаждения, которые не служат укором тем, кто ими обладает, поскольку они являются необходимым следствием естественного стремления. Ибо естественное наслаждение производит, даже если мы этого и не хотим, первая попавшаяся пища, облегчающая [острую] потребность в ней, и питие, отражающее докучающие нападки жажды, и сон, освежающий истощившуюся бодрствованием силу, и всё другое естественное в нас, необходимое для поддержания [нашей] природы и полезное для стяжания добродетелей ревнующим о ней23. И хотя они не причисляются к мужам, тем не менее выводятся вместе со всяким умом, убегающим от смешения греха, дабы через них не остаться ему в рабстве зависящих от нас противоестественных страстей, достойных порицания и не имеющих в нас никакого другого начала, кроме движения естественных страстей. Они не причисляются к [мужам]24, потому что страстям, поддерживающим [наше] естество для здешней жизни, не присуще переходить вместе с нами в жизнь бессмертную и присную.

8. А четыре десятка