fête exigeait non seulement du financements importants, mais aussi de grandes ressources humaines. La Marche mentionne qu'il y avait trois cents personnes travaillant dans la cuisine, quatrevingt serviteurs étaient en train de préparer des sauces, le nombre d'échansons et de panetiers atteint soixante personnes, quinze épiciers étaient nécessaires pour fournir d'hypocras.

Olivier de La Marche était au centre de cette préparation de veille de fête. Du 21 au 26 avril 1468, il se rendit à Bruges pour s'occuper des affaires sur place. Il a été aidé par le peintre de cour Pierre Cousten et Fatré Hollet, le contrôleur de la Chambre aux deniers, qui a fixé les dépenses. Un long compte qui scrupuleusement énuméré où chaque denier est dépensé, est signé par Olivier de La Marche. Ainsi, La Marche était informée mieux que d'autres sur les détails de cet événement. Il l'a décrit deux fois: dans ses Mémoires et dans un traité particulier, que nous tenons à présenter dans ce livre.

Примечания

1

Хейзинга Й. Осень Средневековья: Исследование форм жизненного уклада и форм мышления в XIV и XV веках во Франции и Нидерландах / пер. Д. В. Сильвестрова. М., 2002. С. 109, 305.

2

Schnerb В. L'État bourguignon 1363–1477. Paris, 1999. P. 114.

3

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв. Т. 3. Время мира / пер. Л. Е. Куббеля. Москва, 2007. С. 107–110.

4

Майзлиш А. А. Политика герцогов Бургундских в Нидерландах в конце XIV — середине XV в.: пути формирования бургундской модели государственности. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 2009. С. 101–102.

5

Майзлиш А. А. Нидерландские земли в государстве герцогов Бургундских. Переход «бургундского наследства» к Габсбургам // Нидерландские области от батавов и белгов до Бельгийской революции / отв. ред. Г. А. Шатохина-Мордвинцева. М., 2018. С. 48.

6

Schnerb В. Les Armagnacs et les Bourguignons. La maudite guerre. Paris, 2001. P. 15–43, 200–204; Цатурова С. К. Офицеры власти: Парижский Парламент в первой трети XV в. М., 2002. С. 94–97.

7

Charles le Téméraire. Faste et déclin de la cour de Bourgogne / sous la dir. de S. Marti, T.-H. Bordiert, G. Keck. Berne, 2008. P. 22–25.

8

Последнее исследование, наиболее полно охватывающее весь период правления младшей ветви династии Валуа в Бургундии, принадлежит Б. Шнербу. См.: Schnerb В. L'État bourguignon 1363–1477. Paris, 1999.

9

«Le grand duc du Ponant». По сообщению Жоржа Шатлена, так называли Филиппа Доброго мусульмане. Жан Молине использовал выражение «le très grand et renommé duc d'Occident» [Bonenfant P. L'origine des surnoms de Philippe le Bon //Annales de Bourgogne. 1944. Vol. 16. P. 101–102].

10

Подробнее см.: Prochno R. Mythos Burgund: Entstehung, Bedeutungen und Fortleben bis zur Gegenwart // Archiv für Kulturgeschichte. 2001. № 83. S. 93–120; Paravicini W. La fin du mythe bourguignon? // La cour de Bourgogne et l'Europe: le rayonnement et les limites d'un modèle culturel / dir. W. Paravicini. Ostfildern, 2013. P. 12.

11

Pfandl L. Philipp IL und die Einführung des burgundischen Hofzeremoniells in Spanien // Historisches Jahrbuch. 1938. Bd. 58. S. 1–33; Calmette J. Les grands ducs de Bourgogne. Paris, 1949. P. 306; Mollat M. Genèse médiévale de la France moderne. XIVe — XVe siècles. Grenoble, 1970. P. 223; Kipling G. The Triumph of Honour: Burgundian Origins of the Elizabethan Renaissance. Leiden, 1977; Elliot}. H. Philip IV of Spain: Prisoner of Ceremony//The Courts of Europe: Politics, patronage and royalty / ed. by A. G. Dickens. London, 1977. P. 174; Elliott J. H. The Court of Spanish Habsbourgs: a Peculiar Institution? // Politics and Culture in Early Modern Europe: Essays in Honour of H. G. Koenigsberger / ed. Ph. Mack and M. C. Jacob. Cambridge, 1987. P. 9, 14–16; Hofmann-Randall Ch. Die Herkunft und Tradierung des burgundichen Hofzeremoniells // Zeremoniell als höfische Ästhetik in Spätmittelalter und Früher Neuzeit. Tübingen, 1995. P. 150–156. В отечественной историографии этой идеи придерживался И. В. Лучицкий. См.: Лучицкий И. В. Максимилиан I и его реформы в Австрийских землях // Киевские университетские известия. 1887. № 4. С. 1–48.

12

Впервые более или менее четко это положение критикует В. Паравичини: в 1991 г. он опубликовал статью, которая ставит под сомнение тот факт, что бургундский двор является моделью для остальной Европы [Paravicini W. The Court of the Dukes of Burgundy: a Model for Europe? // Princes, Patronage, and the Nobility: The Court at the Beginning of the Modern Age / ed. by A. Birke et al. Oxford, 1991. P. 69102]. После выхода статьи Паравичини историографическая «мода» изменилась на прямо противоположную: исследователи стали активно критиковать тезис о преемственности между бургундским и прочими европейскими дворами. См. подробнее: Носова Е. И. В поисках уникального: бургундский двор и его французский прототип // ЭНОЖ История. 2016. URL:http://history.jes.su/s207987840001525–6-l (дата обращения: 28.01.2018).

13

Так, например, Рита Коста Гомес, исследуя португальский двор, выбирает в качестве модели для сопоставления именно бургундский двор [Costa Gomes R. The Making of a Court Society: Kings and Nobles in Late Medieval Portugal. Cambridge, 2003. P. 30–32]. В дальнейшем она повторяет тезис о сходстве между португальским и бургундским дворами, но воздерживается от каких-либо выводов [Costa Gomes R. La cour de Bourgogne et la cour du Portugal au XVe siècle // La cour de Bourgogne et l'Europe. Le rayonnement et les limites d'un modèle culturel / sous la dir. de W. Paravicini. Ostfildern, 2013. P. 631–648]. Й. Дуиндам в своей книге «Вена и Версаль», затрагивая проблему зарождения и эволюции дворов XVII в., уже не выводит испанский и французский дворы из бургундского уклада напрямую, как это делали ранее, но ссылается на бургундский двор как на пример для Англии [Duindam