никаким образом не выдать себя. Просто я мгновенно понял, что это — настоящий Тёмный Жрец, причём он с трудом сдерживал свою силу.

Окружающим магам эти всплески могли показаться обычными вспышками гнева, потому что злость имеет схожий с магией Тьмы запах. Этот магистр потому и показывал себя таким импульсивным и несдержанным, чтобы никто ничего не заподозрил.

— Магистр Левон, держите себя в руках, — проворчал царь Нереус, остановившись передо мной.

— Не могу, ваше величество! — Левон смачно сплюнул и мне под ноги, — Когда в одном месте собирается столько грязи, у меня возникает желание просто выжечь всё праведным пламенем! И никакого суда, здесь и так всё ясно.

Сразу же мне в грудь упёрлась пара наконечников, а на плечи опустились латные рукавицы. Охрана царя знала, насколько я опасен, и перестраховывалась.

И я даже был благодарен им, когда по моему телу потекла волна онемения. Эти вестники тупости даже не подозревали, какая ярость вспыхнула во мне.

Всеволод Тёмный не обратил бы внимания на плевок. Он бы отомстил с холодной головой, тщательно обдумав план, как заставить противника захлебнуться собственной кровью.

А вот в бросском племени Малуша этот жест с плевком был страшнейшим оскорблением…

— Да как ты посмел, моча упырева! — прошипел я и стал наклоняться вперёд, утробно рыча.

Чужие пальцы рванули меня за плечи назад. Заодно в грудь толкнули и копья, протыкая бронь вместе с кожей и заваливая меня на спину.

— Лежать, собака! — это уже матерились стражники.

Я подёргался ещё, ругаясь и пытаясь вскочить, и со мной церемониться уже не стали, добавив пинков и ударов древком. Вспыльчивый огромный бросс — вот лучшая маскировка для Тёмного Жреца. Учись, погремушко-головый!

Левон будет хохотать надо мной, презирать, упиваться своим превосходством. Но главное, чтобы он не почувствовал во мне Тёмного… Иначе мне точно конец.

Не так опасен паладин, как тёмный конкурент.

— Горский баран, — послышался смех Левона, — Палец покажи, и уже оскорбление. Ха-ха-ха!

— Левон, следи за языком. Я не посмотрю, что ты мой кузен! Мне ещё с броссами проблем не хватало.

— Но у нас и не горы, ваше величество. И здесь царят наши, южные законы! И если какой-то горный баран считает, что может просто так угрожать царской семье…

— Я не вижу здесь Виола, Левон.

— Но сам кнез Павлос говорит, что он был здесь!

— Вот уж кому веры нет, так этому скользкому прохиндею. Подарил же Яриус родственничка.

Я полежал ещё, чувствуя на щеке подошву армейского сапога и слушая беседу царя с советниками.

Так и получалось — Левон утверждал, что здесь надо сжечь всё и всех, посмевших поднять руку на сына Нереуса. Другой советник, назвавшийся Феокритом, считал, что нужно во всём разобраться, и что это огромная удача — столько живых свидетелей.

— Преступников, а не свидетелей! — съязвил Левон, — Уж не сочтите за дерзость, но именно поэтому, ваше величество, никто не боится царского гнева. Ничтожества видят, что ничего не будет, и ваши подданные, кстати, это тоже прекрасно видят.

Да уж, роли у обоих советников-магистров были довольно разные. Один рубил с плеча, другой требовал сначала подумать.

Они отошли уже подальше, когда я услышал ответ царя:

— Часть повесить, а самых сговорчивых оставить. И бросса не трогать, головой отвечаете!

— Повезло тебе, бросс, — это прошептал уже стражник, который прижимал ступнёй мою ногу, — А вот я бы посмотрел, как ты в петле вихляешься, северное говно.

Я только ухмыльнулся. Не трогать бросса, это хорошо! А вот то, что нога на моей щеке ещё не сломана, это не хорошо.

Подхватившись, я крутанулся и одним пинком свалил сразу троих стражников, а затом оплёл ногами колено болтуна. Резкий рывок — и крик стражника расколол тишину над постоялым двором.

Последняя мысль перед тем, как мне на затылок обрушилось что-то тяжёлое, была о Виоле. Ну, попадись ты мне, сраный бард… И, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

* * *

Когда я открыл глаза, то мне показалось, что Отец-Небо перезаключил наш с ним договор. Снова поскрипывание колёс, качающаяся подо мной телега и толстые прутья вокруг. Ржание лошадей, разговоры стражников…

Хотя нет, сейчас в глаз мне настойчиво светило утреннее солнышко. Я повернул голову. Рассвет занимался уже вовсю. Вокруг, насколько хватало глаз, снова были поля, заросшие разнотравьем, а на их фоне вдали высились горы.

В этот раз в телеге я был один и, как ни странно, совсем не связан, руки-ноги свободны. Правда, это мало что значило — прутья в телеге показались мне добротными, да ещё и усиленными магией.

Догоняющий стук копыт заставил меня снова закрыть глаза. Уж лучше я сначала пойму, в какую задницу попал, а потом уже очнусь во всеуслышание.

— Проснулся, бросс? — послышался шёпот.

Голос мне показался смутно знакомым.

— Ты, маюнов горлопан, — выдавил я, поняв, что на лошади передо мной бард, только в обычной кольчуге и в закрывающем лицо шлеме.

— Тише, ты, — Виол-стражник демонстративно постучал по прутьям копьём.

— Ну и какого хрена? — тихо спросил я.

— Громада, всё сложно, — так же тихо ответил Виол, зачем-то переодевшийся стражником, — Ну нельзя мне отцу попадаться на глаза!

— А если я тебе голову отверну, можно будет её показать твоему отцу? Это я так, просто ради интереса спрашиваю…

— Доберёшься до Моредара, там я тебя найду и вытащу.

Бард говорил торопливо, время от времени кидая взгляд по сторонам. Мой проснувшийся мозг наконец-то заработал на полную катушку, и я понял, что так даже лучше. Если Виол не выскочил родному отцу в объятия, то на это наверняка есть причины.

— Мальчишка где? — спросил я.

— Лука в порядке, с таким-то охранником. Правда, медоежа будет сложновато спрятать, но я знаю местечко под Моредаром.