Однако он никогда не рассказывал о случившемся. С Зэком происходили вещи и похуже.

У «кадиллака» было удобное сиденье, и Григор с облегчением сел в машину. Двигатель работал почти бесшумно, рессоры были мягкими, а радио отличалось высоким качеством звука. «Кадиллак» был одним из тех авто, которые сделали Америку замечательным местом, наряду с доверчивым населением и полицией, у которой основательно подрезаны крылья. Лински провел немало времени в разных странах и отчетливо помнил, в какой из них ему жилось лучше. Во всех других местах ему приходилось ходить пешком, бегать, ползать по грязи или руками тащить повозки и сани. Теперь он водил «кадиллак».

Лински пригнал машину к дому Зэка, стоявшему в восьми милях к северо-западу от города, рядом с его фабрикой, производящей щебенку. Фабрику возвели сорок лет назад на богатом известняковом пласте, залегавшем на небольшой глубине. Дом был огромным и изысканным, выстроенным для богатого торговца тканями сто лет назад, когда вокруг расстилался девственный лесной ландшафт. Буржуазный и во многих отношениях вычурный дом, но такой же удобный, как «кадиллак».

Дом был подарком Зэка самому себе и обладал очень важным достоинством: его окружали многие акры равнины. Раньше здесь росли великолепные сады, но Зэк приказал срубить все деревья и выкорчевать кустарник — так вокруг дома возникло открытое пространство. И никакой ограды. Зэк не мог прожить за проволокой ни одного дня. Он также не любил замки и засовы, а потому обзавелся превосходной системой безопасности: дом защищали камеры наблюдения. Никто не мог приблизиться к зданию незамеченным. Днем любого посетителя можно было разглядеть на расстоянии двухсот ярдов, а с наступлением темноты включалась система ночного видения, и непрошеного гостя можно было увидеть на большом расстоянии от дома.

Лински припарковал машину и осторожно выбрался наружу. Вечер был удивительно спокойным. Щебеночная фабрика заканчивала работу в семь часов, и до рассвета там царила тишина. Лински бросил взгляд в сторону фабрики и направился к дому. Входная дверь распахнулась еще до того, как он к ней приблизился. Приветливый свет просочился наружу, и Лински увидел, что встретить его спустился Владимир, из чего следовало, что Ченко тоже находится здесь. Зэк собрал своих лучших людей: значит, он серьезно встревожен.

Лински вздохнул, но вступил в дом без малейшей тревоги. Что еще могли с ним сделать после того, что он пережил в прошлом? С Владимиром и Ченко все обстояло иначе, но человек в возрасте Лински, обладающий его опытом, не боялся ничего.

Владимир молча закрыл за Лински дверь и последовал за ним наверх. Дом имел три этажа. Первый использовался только для наблюдения за окружающей местностью. Все комнаты здесь были пустыми, если не считать четырех мониторов, стоящих на длинном столе. На каждом отображался вид на север, восток, юг или запад. Здесь обычно дежурил Соколов, следивший за мониторами. Или Раскин. Они менялись через каждые двенадцать часов. Второй этаж занимали кухня, столовая, гостиная и кабинет. На третьем располагались спальни и ванные. Все деловые встречи проходили на втором этаже. Зэк позвал Лински из гостиной, и тот вошел без стука. Босс сидел в кресле, держа в ладонях стакан с чаем. Ченко устроился на диване. Владимир вошел вслед за Лински и сел рядом с Ченко. Лински остался стоять.

— Садись, Григор, — предложил Зэк. — Никто на тебя не сердится. Во всем виноват мальчишка.

Лински кивнул, опустился в кресло и оказался немного ближе к Зэку, чем к Ченко. Теперь иерархия была полностью соблюдена. Зэку было восемьдесят, самому Лински перевалило за шестьдесят. Ченко и Владимиру — немногим больше сорока, несомненно, они были авторитетными людьми, но еще сравнительно молодыми. И оба не обладали прошлым, которое объединяло Зэка и Лински. Даже отдаленно не обладали.

— Чай? — спросил Зэк по-русски.

— Пожалуй, — ответил Лински.

— Ченко, — сказал Зэк, — принеси Григору стакан чая.

Лински внутренне улыбнулся. То, что Ченко предложено принести для него чай, очень важно. И Лински отметил, что Ченко сделал это без тени неудовольствия, молча встал и вышел в кухню, откуда быстро вернулся со стаканом чая на небольшом серебряном подносе. Ченко был очень невысоким, жилистым и подвижным человеком. Его густые черные волосы торчали во все стороны, хотя он всегда стригся коротко. Владимир был иным. Высокий, массивный и светловолосый. Невероятно сильный. Видимо, у него немецкие гены. Возможно, ими обзавелась в 1941 году его бабушка.

— Мы разговаривали, — сказал Зэк.

— И? — спросил Лински.

— Мы должны посмотреть правде в глаза и признать, что совершили ошибку. Всего одну, но она может доставить нам неприятности.

— Конус? — сказал Лински.

— Конечно. На видеозаписи не окажется Барра, ставящего конус на место, — сказал Зэк.

— Естественно.

— Но будет ли это проблемой?

— А ваше мнение? — вежливо спросил Лински.

— У каждого может быть своя точка зрения, — ответил Зэк. — Детектив Эмерсон и окружной прокурор Родин не обратят на отсутствие этой видеозаписи никакого внимания. Они не станут мелочиться. Да и зачем? Им сложности ни к чему. Они прекрасно знают, что не бывает дела, где все идеально, и просто постараются забыть о конусе. Могут даже убедить себя, что Барр приехал туда на другой машине.

— Но?

— Но загадка остается. И если солдат попытается ее разгадать, то может кое-что проясниться.

— Улики против Барра неопровержимы.

Зэк подтвердил:

— Верно.

— Для них этого будет достаточно?

— Без сомнения. Однако возможно, что Барра фактически больше не существует. Можно считать, что он стал недоступным для их юрисдикции. У него ретроградная амнезия. Не исключено, что Родин не сможет посадить его на скамью подсудимых. В таком случае прокурор будет сильно разочарован. Он постарается получить утешительный приз. И если в качестве приза ему предложат нечто большее, чем Барр, то он не сможет отклонить такое предложение.

Лински сделал глоток чая, который был горячим и сладким.

— И все из-за видеозаписи? — спросил он.

— Все полностью зависит от солдата, — пояснил Зэк. — От его упрямства и воображения.

— Он был военным полицейским, — сказал Ченко по-английски. — Вам это известно?

Лински посмотрел на Ченко. Тот редко говорил по-английски дома. У него было превосходное американское произношение, и иногда Лински казалось, что Ченко этого стыдится.

— Не могу сказать, что его полицейское прошлое производит на меня особое впечатление, — по-русски ответил Лински.

— И на меня, — сказал Зэк. — Но следует учитывать этот факт.

— Если мы заставим его замолчать сейчас, это привлечет внимание, — заметил Лински.

— Тут все зависит от того, как это сделать.