— Эдвард!

Это была Элиз. Она сидела в шерстяном темно-зеленом пальто, типично немецком. Одна. Перед ней стоял бокал с белым вином, а рядом несколько пустых бокалов — «баллонов». Бокалы официанты не убирают, чтобы по ним было легче сосчитать, сколько должен клиент.

Она была очень рада мне. Нет, она давно не живет в этом районе, но по привычке приходит сюда.

— У тебя есть новые книги, Эдвард? У меня масса планов, некоторые время я не работала, но теперь хочу взяться, у меня тесные отношения с издательством «Гюлендель»… Анабель вышла замуж… Младшая дочь живет со мной…

Элиз взяла меня за рукав куртки:

— Хочешь, я закажу тебе вина?

Я выпил с ней «баллон» белого. Пока пил, успел понять, что она очень пьяна и несчастна. Мне нужно было в издательство, потому я простился и ушел. Оглянувшись, увидел одинокую женщину в толстом пальто. Над площадью Сан-Сюльпис как раз задул ветер. Уже совсем осенний.

…Я узнал о том, что Элиз покончила с собой, лишь через годы после того, как это случилось. Я ведь уже давно не живу в Париже и потерял связи.

Для чего она была, Элиз Ван дель Круз? Чтобы родить красивую орхидею Анабель? Чтобы остаться в моей памяти доброй, несколько безумной женщиной, у которой было уютно? Женщиной из «селедочной» страны, которая была в меня влюблена когда-то? А я этого тогда не понял… Так и вспоминаю ее, уменьшающуюся, за тем столиком на площади Сан-Сюльпис…

На дне ящика нащупал старую телефонную книжку. Листаю. Экзотический период моей жизни. На стыке эпох, начало девяностых годов. Французские коммунисты, французские писатели и французские девушки давали мне свои номера так же, как сербские политики и генералы, русские журналисты, лондонские издатели и даже шпионы. Такая телефонная книжка не опозорила бы и Джеймса Бонда.

Мой сосед по дому на rue de Turenne в Париже, скромный программист Франсуа Лаллье, оставлял когда-то мне свою квартиру, и я поселил туда приехавшую в Париж маму моей жены Наташи Медведевой. Наташи уже нет. Умерла. Телефон Франсуа соседствует в книжке с редакционным телефоном французской газеты «Либерасьон». За «Либерасьон» записан домашний телефон Владислава Листьева. За Листьевым следует Клыков Вячеслав Михайлович, скульптор. А за телефоном Клыкова следует телефон тираспольского фотографа Валерия Кругликова. Он снимал меня в 1992 году в Приднестровье. После Кругликова, совсем не в алфавитном порядке, телефон Пьер-Гийома де Ру из издательства «Жуилярд». За Пьер-Гийомом следует телефон и адрес правого политика Жан-Мари Ле Пена и его секретарши Мари-Жозэ. На той же странице Лыкошин Сергей Артамонович (недавно умерший писатель) и Лукьянов Анатолий Иванович вписали мне свои телефоны. За Лукьяновым телефон девушки Милицы, у нас был роман в Белграде, я написал по его мотивам отличный рассказ «Девочка-зверь».

После Милицы нацарапан телефон французского писателя Марк-Эдуарда Наба. За Набом оставил мне свой номер художник Борис Мессерер. За Мессерером тщательно вписан телефон телеведущего Жака Мерлино, канал France. Впоследствии Жак Мерлино написал неполиткорректную и скандальную книгу «Югославские правды не все хороши, чтобы их рассказывать». Название говорит само за себя. Как и я, Мерлино принял сторону сербов в конфликте в Боснии и, как и я, поплатился… за неполиткорректность. За Мерлино записан рабочий телефон Миттерана-сына, Фредерика.

Несколько телефонов друзей моей московской юности, потом телефон и адрес Душана Макавеева, гения кинорежиссера. В начале 1981 года ко мне в дверь моей студии на третьем этаже на рю Архивов постучали. Открыв, я увидел седобородого улыбающегося старика.

— Bonjour, Limonov, — сказал он. — Я вычислил, где ты живешь, по телерепортажу.

В репортаже показали, как я гляжу из своего окна вниз на витрину книжного магазина «Тысяча листьев» и там лежит в витрине моя книга. Опытный Макавеев вычислил траекторию направления камеры. Впоследствии мы встречались с ним в Париже и Белгороде с неизменной симпатией.

За Макавеевым записан телефон моей мамы. Все тот же у нее и сейчас, я звонил своей старушке-маме в субботу. За мамой записан телефон члена французской компартии, ужасного революционера и самого маленького человека, с которым я когда-либо был в дружеских отношениях: Марк Коэн. Мы немало попортили крови французским министрам, когда он был главным редактором L'Idiot International — нашей любимой газеты. Рост Марка около 1 метра 35 сантиметров. Женщины его любят.

После телефона Коэна следует телефон моей литературной агентши Мэри Клинг. О Мэри я всегда буду вспоминать с чувством уважения. Маленькая сухая женщина, гиперактивная, сверхдисциплинированная, она была одним из первых французских литературных агентов. Потому что профессия эта пришла во Францию из-за океана. Мэри взялась работать со мной, никому не известным русским писателем, и сумела за десятилетие — с 1980-го по 1992-й — издать мои книги на двадцати с лишним языках. В те годы французские писатели не обращались к литературным агентам, были провинциальны. У нас с Мэри был размах, мы работали на международном рынке. Агентство называлось La nouvelle agence и было расположено на улице Корнеля, рядом с театром «Одеон», напротив Люксембургского сада. Где-то именно на этих квадратных метрах родился в свое время маркиз де Сад. Мы гордились.

После телефона Мэри Клинг (видимо, я хотел собрать литературных агентов на одной страничке) значится Элиз Ван дель Круз. Она продала одну мою книгу в Данию и Норвегию, и Мэри ревновала меня к ней (исключительно как писателя).

Жоэль Сериа — адрес его на rue Filles du Calvaire (улице Дев Голгофы) и телефон — был (дай бог ему последующего здоровья) тогда известным кинорежиссером. Он пытался достать денег на экранизацию моего романа «Это я, Эдичка» и в качестве главной героини Елены желал снять Фанни Ардан. Дело в том, что он уже снимал ее в нескольких фильмах. Он познакомил меня с Фанни Ардан. Я нашел ее абсолютно не подходящей для роли хрупкой блондинки Елены. Наташа меня ревновала.

Я листаю забытый мною архивный реликт — телефонную книжку. Возвращаюсь к первым страницам. Аркан Желко Разнатович, сербский генерал-националист, записал свой телефон рядом с человеком из Ambassade de La Russie, то есть из русского посольства. Далее значится телефон Анпилова. За Анпиловым телефон моего друга писателя Патрика Бессона и Мишеля Бидо, тоже друга и писателя. После них телефон моего стоматолога Анн-Мари Брюше. Затем телефон Артема Боровика, а за ним телефон школьного учителя, писателя Алена Бастье. После него телефон «нового правого» философа Алена де Бенуа и еще сотни телефонов.

Такая была моя жизнь. И никакая другая…

Летний мир, весь трепетный, кляксами золотыми и зелеными дрожал, знойный. Он по-прежнему будет, когда нас с вами не будет, когда мы прекратим свое существование…

Помню, шел в августовскую жару в районе Трокадеро, утопая каблуками белых парусиновых сапог в размягченном асфальте. Шел, вдыхая бензин, шел весь трансатлантический: морские, белые в синюю полоску брюки, белый пиджак… А из далекого репродуктора того прекрасного 1982 года выливалась модная капризная песенка: