– Не любит нас никто, – резюмировал Фёдор.

Подлил ещё пивка. Потянул. Закряхтел.

В свои сорок пять он уже много чего повидал и попробовал. Был киномехаником в клубе, кровельщиком, слесарем, водителем самосвала, сварщиком, таксистом, подсобным рабочим, каменщиком, сантехником. Все эти специальности давались ему легко. Многое он умел. Только не умел деньги зарабатывать. Жена Ангелина его пилила-пилила, а ему хоть бы что. «Да ладно!» и «Ну и что!». Вот его слова. Принесет пару тысяч сверху зарплаты – и то хлеб.

Ангелина работала у него воспитателем в детском саду. Была правильная и заботливая мать. Дети были у неё всегда в порядке – чистенькие и нарядные.

Фёдор слушал-слушал телевизор, и вдруг его стало что-то смаривать в сон. Он поправил подушечки на спинке дивана, отложил в сторону очки и под убаюкивающий монолог диктора закрыл глаза. Сон к нему пришёл, мягким пушистым и тёплым котёнком упав на плечи. Снилась красивая женщина из какого-то американского кино. Вся шоколадная от океанского загара, такая далёкая и неземная, что он даже боялся протянуть к ней руку. Он уже почти дотронулся до её прелестей, когда его тряхнула за руку жена.

– Вставай, Фёдор. Война началась.

– Какая война?

Он выбежал на улицу и стал оглядываться по сторонам. Небо над головой заволокло свинцовыми тучами. С ближайшего военного аэродрома слышался гул взлетающих машин. Над головой то и дело на низкой высоте летели тяжёлые бомбардировщики, моргая красными маячками на фюзеляжах.

У пивного ларька стояли мужики. Они уже собирались уходить, когда он подошёл. Схватил крайнего за рукав.

– Куда вы?

– На войну. С нами идёшь?

Дошли до большого шоссе, на котором почему-то не было ни одной машины. Напротив заправки прямо на дорогу приземлялся вертолёт.

– Давай скорее, мужики!

Влезли в вертолёт и в его трясущемся под винтами брюхе полетели на передовую. На выходе раздали оружие. Вот он – знакомый и родной с армии «калаш». Несколько запасных рожков. Гранаты. И вперёд – на побережье.

У края окопа раненый капитан объясняет:

– Ждём высадки вражеского десанта. Должны прийти на подушках. Их много. У нас – слабо эшелонированная оборона. Надо продержаться. Подкрепление подойдёт позже. Всё. Готовимся к бою.

Фёдор переоделся в военную форму. Затянул ремень. Завязал шнурки на гадах – флотских морпеховских ботинках, памятных ещё со службы на Тихоокеанском флоте. Сапёрной лопатой обрубал корневища дёрна с корнями, забитыми песком. Оборудовал место в окопе для боя. Оглядывался на мужиков. Никого из знакомых. И вдруг на левом фланге над окопом промелькнуло знакомое лицо.

– Пётр, ты, что ль?

– Я, батя.

Старший сын помахал отцу беретом и улыбнулся.

– Как здесь, сынок?

– Перебросили из части по приказу.

Они обнялись. Но поговорить не удалось.

– По местам! К бою!

Вдалеке, в голубой дали моря, появились чёрные точки с белыми хвостами водяных брызг. Они приближались. Уже были видны круглые вращающиеся турбины десантных катеров, солдаты в касках и техника на палубах.

Фёдор перевел автомат в режим очереди и приготовился стрелять. Он ждал, пока первые враги коснутся суши, прыгнув с катера на родную землю. И началось.

Он стрелял короткими очередями. Они всё приближались. И стреляли в него. Он прятался. Снова высовывался. И снова стрелял. Бой был скоротечным. Потери – большими. Но их катера отступили. С техникой и остатками вражеских десантников. Нашим помогли вертолёты с воздуха.

В этом бою убили Петра. Фёдор смотрел в развороченное гранатой нутро старшего сына, на его мёртвое, искорёженное болью лицо и, утирая грязной, пропахшей боем рукой набежавшую слезу, прохрипел:

– Прости, сынок. Не уберёг я тебя.

– Уходим! Уходим!

Пришёл приказ перебрасываться подальше от побережья полуострова, на скалы. Ждали бомбёжки. И вскоре она началась. Вражеские самолёты утюжили окопы, превращая эти лёгкие, наскоро возведённые укрепления в большие и глубокие ямы, мешая всё в кашу. Землю. Людей. Камни. Оружие…

Фёдора привезли в штаб. Вызвал командир роты.

– Садитесь. Есть две новости. Первая. Нам сообщили, что убит в неравном бою ваш сын Алексей.

– Как убит? Он же в Лондоне учится.

– Всех студентов из Лондона вывезли сразу же, как объявили о начале войны. На аэродроме им выдали оружие. Отправили в бой.

– А вторая?

– Вам нужно срочно вернуться домой. Подумайте о детях и жене. Вернётесь к нам через военкомат по мобилизации.

– У меня здесь сын погиб. Разрешите остаться?

– Это приказ. Приказы не обсуждаются. Вы кто по званию?

– Старший сержант.

– Товарищ старший сержант, позаботьтесь о детях. Через полчаса будет вертолёт. К нам уже подходят регулярные войска.

И снова затрясло в вертолёте. И снова многоэтажки родного московского квартала, затянутые большими маскировочными сетями по стенам. На детской площадке Ангелина с детьми и другие женщины.

– Нас эвакуируют. Школы и детские сады закрыты. Надо уезжать. На машинах не пускают. Все дороги перекрыты. Только поездом.

Втиснулись в набитую народом электричку. Решили ехать на дачу. Дениска заплакал. Многие малыши тоже плакали. Через три часа вышли на пригородной платформе из вагона и отправились пешком через поле к деревне.

Здесь только и было разговоров, что о войне. Народ шумел на улице.

Фёдор впустил детей в дом и взял Ангелину за руку. Посадил рядом с собой на садовую скамью.

– Гела, наши сыны погибли.

– Не ври!

– Старшего сам видел. Про Лёшку сообщили в штабе.

– Не поверю!

Вдруг по улице раздались какой-то странный шум и крики людей. Въездные ворота подлетели кверху от сильного удара, и на стоянку въехал забрызганный грязью и кровью БТР. Из него стали выходить солдаты. Один поманил Фёдора пальцем к себе.

– Русский, иди сюда!

Фёдор стоял на месте, опешив от удивления. Это были Они.

– Иди сюда, русский!

Другие солдаты уже выводили из дома детей. Ещё двое схватили за руки Ангелину.

Высокий темнокожий офицер, хорошо говорящий по-русски, подошёл в нему вплотную и, положив руку в жёсткой перчатке ему на шею, спросил:

– Зачем ты убивал наших солдат? Ты убил восемь человек. Мы убьём столько же и даже больше. А начнём с твоих…

Они поставили к стене дома Ангелину. Она взяла Дениску на руки. А Кристина прижалась к матери и с надеждой смотрела на отца. Может, он договорится с ними.