Я ничего этого не отдам. Ни за какие деньги. И нечего гадать, что там было бы, если бы. Есть так – как есть. И лучше так, чем…

У меня опять не стало слов. Но я твердо знал: лучше так.

* * *

Первым, кого мы увидели на нашей взлетке, был Жорка Тезиев. Он сидел на бочке, как символ казачества (донского, правда, кажется; пацаны говорили, что у донцов на гербе казак верхом на бочке), болтал ногами и, глядя в небо, начинавшее чуть-чуть светлеть на востоке, бухтел гимн терцев:

Ой, да не из тучушки ветерочки дуют,

Ой, не дубравушка во поле шумит.

То не серые гусюшки гогочут,

Ой, по-над бережком они сидючи.

Не сизые орлы во поле клекочут,

Ой по поднебесью они летучи, —

То гребенские казаченьки,

Ой перед Грозным царем гуторят:

«Ой ты, батюшка, ты наш царь Иван Васильевич,

Ой, православный ты наш Государь,

Как бывалоча ты нас, царь-надежа,

Ой, многа дарил нас, много жаловал…

Честно говоря, несмотря на осетинское происхождение, особыми талантами певца Жорка не обладал. Тем не менее мы не стали перебивать и остановились, слушая, как он напевает неутомимо:

А теперича ты, наш царь-надежа,

Ой, скажи да скажи нам, казакам,

Чем пожалуешь нас, чем порадуешь,

Ой, чем подаришь нас, чем пожалуешь?»

«Подарю я вас, гребенски казаченьки,

Ой, рекой Тереком, рекой быстрою,

Ой, все Горынычем со притоками,

От самого гребня до синя моря,

Ой, до синя моря, до Хвалынского…»

Он вздохнул и пробормотал: «Бля, где же они?..» – и стукнул пяткой по бочке.

Как раз в этот момент две ширококрылые тени бесшумно прошли над полосой и, одна за другой упав в ее конце, растворились в темноте. Послышались шорох и посвистыванье, навстречу которому мы все побежали.

Вынырнувший из темноты «Атаманец» чуть не сбил меня крылом – я еле успел пригнуться, схватил аппарат за растяжку. Честное слово, я и представить себе не мог, что вот так буду за кого-то волноваться – я буквально глазами впивался: все прилетели, все цело?

– Не спите? – Колька тяжело сполз с сиденья, расстегнул шлем. Руки у него подрагивали. – Я что говорил? У нас что, парад победы – встречать?

Игорь уже облаивал своих младших – те против обыкновения отмалчивались. Володька с Жоркой обнимались. Колька, положив шлем на сиденье, спросил Сашку – тот подходил, неловко покачиваясь:

– Ты чего мне там орал?

– Испугался, когда ты пикировать начал, – угрюмо ответил тот. – Дениска, – он дернул за плечо младшего Коломищева, – ты глянь там… у меня из правого блока ни одна ракета не вышла. И пить дайте.

Жорка оказался предусмотрительней нас – оторвавшись от брата, притащил волоком пятидесятилитровый пластиковый бачок с водой, к которому все четверо тут же присосались. Мы стояли и ждали.

– Как слетали? – вырвалось у меня. В мою сторону все уставились почти с возмущением. Но я уже не мог удержаться: – Ну чего вы молчите, как слетали?!

– Если ты про вообще – то тут не расскажешь, – ответил Колька, садясь прямо на выбитый бетон и расшнуровывая ботинки. – Не обижайся, но – не расскажешь. А если про результат – не шикарно. Но почин есть. За линией фронта на подлете к аэродрому весь груз вывалили на два грузовика. Рвануло неслабо, и не наши заряды, а в кузовах что-то. Но на сам аэродром ни шиша не осталось. Погорячились… – и он улыбнулся странной медленной улыбкой.

– А самое главное – они нас правда не видят, – сказал Володька, садясь рядом. Только сейчас я разглядел, какие у всех усталые лица. – Мы летали как у себя дома. То планировали, то движки включали – не видят. Хотя войск там полно. Если только случайно напоремся, но ночью не летает почти никто. А на нашей высоте – никто.

– Значит, что? – Денис присел на корточки. – Значит, их можно правда бить?

– Можно, – кивнул Володька, тоже принимаясь за шнуровку.

Жорка водрузил ему на голову папаху.

– Ура? – предположил Борька.

Все засмеялись. Колька, перевернув левый ботинок, высыпал из него то ли землю, то ли пыль, то ли песок…

– Это что, в воздухе накидало? – удивился я.

На меня опять посмотрели все – но уже не с возмущением, а как-то странно.

– Вы чего? – удивился я.

– Ничего, – покачал головой Колька, проделывая ту же процедуру со вторым ботинком. – Не, это не там. Это мы тут в ботинки немного земли насыпали. Перед вылетом.

– Зачем?! – изумление мое росло.

– Затем… – вроде бы неохотно отозвался Колька, но потом пояснил немного смущенно: – Понимаешь… есть такое поверье. Если перед боем насыпать в обувь немного земли… то можно сказать: на своей земле стою, за свою землю дерусь – где бы ты ни был в это время. А если и убьют, то опять-таки – на родной земле.

– А… – начал я.

И заткнулся.

– Зароемся в сено и будем дрыхнуть, – пробормотал Сашка, встав на ноги и покачиваясь. – Дрыхнуть. Шесть часов. Не, восемь. Десять тоже можно…

– Будете спать, пока не выспитесь, – через плечо сказал Денис, уже ходивший около мотопланеров. – Пацаны, как придете на двор – поднимите Олежку Барбаша, пусть сюда идет, мы с машинами должны разобраться. И ракеты снять… Кстати, Сашок, ракеты и установка тут ни при чем. Ты так дергал, что провод у электроспуска оборвал. Лучше б руки себе…

– Да пошел ты… – вяло отозвался Сашка. – Не могу, спать хочу.

– Нет, в самом деле, все отрываешь, что гвоздями не приху…рено, – не унимался Денис, с натугой катя «Саш’хо» к незаметному входу в ангар. – С цветомузыкой та же история тогда на дискаче была… Так Олежку пришлете?

– Давай-ка сами все сделаем, – сказал Колька. – Ты да я. Остальные – марш спать, это приказ.

– Я с вами, – вызвался я.

Колька секунду смотрел на меня. Потом кивнул:

– Ладно. Втроем.

* * *

Четырехдневный бой за Светлоград закончился вечером.

Было душно. Ветер с Маныча пахнул горелым металлом, солярой, жареной и гниющей человеческой плотью.

Дальше северных кварталов Светлограда бронечасти и мотопехота турок, поддержанные бандами калмыцких фашистов и американскими вертушками, не прошли. Попав в ловушку городских улиц, мгновенно потеряв присутствие духа, они начали метаться, стремясь только к одному – выбраться обратно. На улицах и за окраиной лежали сотни трупов в новеньких камуфляжах, чадили коробки танков и бронемашин… Снаряжение и оружие убитых – раньше трофейных команд! – уже начали растаскивать вездесущие пацаны… Подбирали и еду, и если оружие у них старались отобрать, то еду не отнимали даже самые свирепые из «трофейщиков»…