Пленников тоже накормили их же собственными припасами, потом всех крепко связали на ночь, а туалы устроились вокруг костров и принялись петь. Содержали их песни в основном восхваление прошлой, нынешней и будущей доблести, в том числе и сегодняшних подвигов.

О Финкул сын Блатахта, славный герой!

Как орел высоко в небесном просторе,

Ты стремился на поединок с радостью в сердце!

Тяжек удар был твоей мощной длани!

Услышал ты грозный клич боевой,

И, гневом пылая, бросился в битву!

Ужасна, огромна была воительница,

Что вышла навстречу с мечом великаньим!

Железные ноги несли ее тело,

И руки из меди грозили смертью,

Кровавые очи огнем горели,

Но встретил без страха ее отважный!

Имелась в виду схватка Гунн дочери Хроллауга с тем туалом, которого она убила, но это Сэла поняла не сразу. А поняв, чуть не заплакала от гордости и горя разом: она была почти счастлива знать, что ее подруга, с которой они так часто бегали вместе на лыжах, удостоилась чести стать «железной великаншей» в песне, которую друзья и потомки Финкула сына Блатахта будут распевать еще долго. Но ее больше нет, она погибла, она убита, и тело ее завалено черными камнями где-то в одной из этих пустых долин. Нет, не зря Хроллауг Муравей учил своих дочерей владеть оружием. Гунн заслужила своей доблестью настоящую хвалебную песнь, и если не матери, то отцу ее это могло послужить утешением.

Постепенно песни и голоса затихли. Стемнело, и в освещенный круг костров вышла женщина, которую Сэла заметила только сейчас. Женщина была уже немолода, лет сорока, но ее непокрытые волосы свободной волной спускались на плечи, на соболью накидку, под которой виднелось платье из зеленой шерсти. Подняв лицо к небу, она запела. Сэла, вслушиваясь в слова заклинания, поняла, почему дружина Эрнольва ярла не могла отыскать туалов по ночам.

Призываю я тьму, затмевающую зрение,

Призываю я мглу, затемняющую взор.

Сплетаю я облако, колдовское, волшебное,

Что спрячет воинов от вражеских глаз…

Ничего словно бы не изменилось, вокруг была все та же ночь. Только воздух стал как будто плотнее. Приглядевшись, Сэла заметила еще одну странность: пламя костров теперь отражалось от воздуха, как будто перед ними стояла сплошная стена из прозрачнейшего льда. А значит, дело сделано: все они, захватчики и пленники, находятся внутри «колдовского облака». Их не видно, и даже свет костров не выходит за пределы круга. Если Эрнольв ярл опять отправится их искать, то не найдет. Если бы можно было подать какой-то знак… Сэла с ненавистью смотрела на эту женщину, из-за которой туалов не могло настигнуть заслуженное ими наказание. Это, в конце концов, нечестно – принимать бой только в тех условиях, когда ты непобедим!

А туалы тем временем засыпали. Возле каждого костра остались дозорные, но и они больше клевали носами, чем сторожили. Сэла ждала сама не зная чего, потихоньку ворочалась, стараясь принять более удобное положение, что при связанных руках и ногах не так-то легко. Потом она заснула: даже возбуждение и тревога не смогли противостоять страшной усталости последних дней.

Она спала и не заметила, как лежавший неподалеку от нее Аринлейв потихоньку стронулся с места и пополз прочь от костра. Обнаружив под собой острый выступ кремня, он незаметно перетер об него веревку у себя на руках и, освободив руки, мог уже перемещаться. Вокруг него спали туалы, и он двигался со всей возможной осторожностью, замирал от волнения, но все же полз и полз, мало-помалу приближаясь к границе светового круга. То, что ночью пришельцы почти беспомощны и едва ли смогут его задержать, сейчас не пришло ему в голову: уж очень врезалась в память его собственная беспомощность перед ними во время схватки у пещеры. Выбраться незаметно и, если получится, привести сюда Эрнольва ярла с дружиной – ничего большего он не хотел.

К счастью, граница «колдовского облака» мешала только взгляду, а никакого иного препятствия не представляла, и вскоре Аринлейв оказался снаружи. На ощупь распутав веревку у себя на ногах, он слегка размял затекшие мускулы и, сперва медленно, а потом быстрее, двинулся прочь. Оглянувшись, костров он не увидел: находясь за пределами «колдовского облака», он был так же слеп, как и те, кто внутри этого облака не бывал.

Вокруг властвовала полная тьма, только изредка луна проглядывала сквозь облака и освещала вершины гор. Аринлейв призадумался: ночью Черные горы так и кишат бергбурами, встречаться с которыми еще раз ему совсем не хотелось. Было жутко, и не имелось никакого представления, куда идти и где искать Эрнольва ярла. Кого он может найти в полной темноте, среди незнакомых гор, которые все кажутся одинаковыми? И если он сейчас сойдет с этого места возле «колдовского облака», то найти его еще раз он будет так же бессилен, как сам Эрнольв ярл.

Так что же делать? Радоваться, что сам на свободе, думать о собственном спасении, оставив родичей и всех прочих в плену? На это Аринлейв был не способен и свою свободу собирался употребить только ради общей пользы. Но как? Если он не сможет второй раз найти туальские костры, то и Эрнольв ярл здесь бесполезен.

А Торвард конунг? Где он сейчас? И догадался ли хоть кто-нибудь послать ему весть о том, что враги захватили Аскефьорд, угрожают его дому, его собственной матери? Кто же скажет ему об этом?

Где искать конунга, Аринлейв знал: путь ежегодной поездки, в которой он и сам два раза участвовал, был ему известен. Сейчас Торвард конунг должен быть далеко, возле южных рубежей Фьялленланда. Но далекая цель лучше, чем растерянная бездеятельность.

Оглядевшись, Аринлейв сообразил, где какая сторона света, оправил пояс и плащ, пригладил волосы и пошел. Спотыкаясь в темноте, он все шел и шел, зная, что ему надо на юг. До утра ему ничего не грозит, а потом он найдет какой-нибудь случай раздобыть лошадь, припасов и какое-нибудь оружие. Добраться до конунга и предупредить его – лучшее, что он сейчас может сделать.

Утром Сэла заметила отсутствие брата и поначалу встревожилась. Но Бран сын Ниамора тоже был удивлен и встревожен, а значит, к этому исчезновению туалы не причастны. Выходит, Аринлейв сбежал!

Туалы тоже это поняли и начало утра провели в спорах. Бран опять принялся доказывать, что неразумно продолжать поход, имея на руках добычу, скот и пленников, которым «колдовское облако» вовсе не служит препятствием к бегству. Но Ниамор не соглашался вернуться к морю: при всей его славе и доблести, на этот раз ему не везло и вся его добыча исчерпывалась тем, что захватили в усадьбе Перевал. Да разве этого достаточно для Медведя Широкого Леса! Пристало ли ему отставать даже от собственного сына! Где-то в этих черных горах еще скрывалась королева фьяллей со всем ее золотом, челядью и скотом, и Ниамор собирался непременно ее найти.

– Если уж ты так заботишься о сохранности добычи, то ты и вези ее назад! – сказал он наконец Брану. – Забирай все эти мешки, и коров забирай. А мы поищем себе скотину пожирнее.