Прошлой зимою человек пятнадцать из Студенческого клуба, куда только что приняли Глассона, решили обзавестись ружьями. Инициатива исходила от студентов Бирюкова и Лаврского, двух приятелей, принадлежных к Замкнутому кружку клуба, куда хотел попасть и Иван. На толчке, где можно было приобрести все, от спичек до коровы, он купил старое ружьецо, прельстившись его ценой — всего-то рубль с полтиной. Правда, дуло ружья было ржавым и свободно отделялось от ложа, но от этого оно не переставало называться оружием. К тому же Иван в двух местах привязал ствол ружья к ложу.

На нынешних Святках студенты решили пострелять, собрались в числе десяти человек и с ружьями на плечах преважно и средь бела дня прошли по Воскресенской до крепости, спустились под гору и направились к мельнице. Там, на замерзшей реке, они попросили мельника укрепить стоймя большую льдину и к ней прислонили широченную доску, в которую стали палить из своих ружей. Иван помнил, как сильно забилось сердце, когда пришла его очередь. Ему зарядили ружье, и он, обливаясь холодным потом, выстрелил. А потом долго лежал на снегу, оглушенный и ничего не понимающий. Когда поднялся, увидел свое ружье: дуло лежало отброшенным по правую его руку, ложе, вконец изломанное, — по левую. Собирать ружье он не стал и пошел домой, решив больше никогда не прикасаться ни к какому оружию.

— Совет клуба решил принять тебя в Замкнутый кружок, — подал голос Жеманов. — А затем, — он придал голосу торжественность, — мы будем рекомендовать тебя в десяцкие. Ты будешь руководителем двух пятерок рядовых функционеров нашей организации. Но для этого ты должен исполнить одно поручение.

— Я готов, — шумно сглотнул Глассон и отхлебнул из своего стакана бургундского.

— Скоро в Средневолжске начнется восстание, — важно промолвил штабс-капитан. — Оно всколыхнет всю губернию, и для этого почти все готово. Из центра вот-вот должны приехать наши товарищи и привезти очень важные бумаги.

— Прокламации? — с дрожью в голосе спросил Глассон.

— Гораздо важнее. Но этого я вам пока сказать не могу.

— А что я должен буду сделать? — спросил Иван, чувствуя, как у него слабеет в животе.

— Вы должны будете поехать в Симбирск и установить связь с тамошними товарищами. Чтобы они поддержали нас, когда здесь начнется восстание.

— Я готов, — окрепшим голосом повторил Глассон. — Но как они узнают, что я ваш?

— Вот вам рекомендательное письмо, — протянул Ивану осьмушку бумаги Иваницкий. — А это, — положил он на стол незапечатанный конверт, — список наших товарищей, с кем вы должны будете встретиться и объяснить сложившуюся ситуацию. Вы поняли, что надлежит сделать?

— Да, понял, — стараясь придать голосу еще большую твердость, ответил Глассон.

— Благодарю вас, — протянул через стол Ивану руку штабс-капитан. — Вижу, что вы совершенно не шпак и абсолютно наш человек.

— А с Клеопатрой я… у меня… будет встреча? — посмотрел на Семена Глассон.

— После выполнения задания, — усмехнулся Жеманов, — когда ты станешь действительным членом Замкнутого кружка. Так что все зависит от тебя, — добавил он, берясь за стакан. — Ну что, за твой удачный вояж?

К себе на квартиру Глассон возвращался в глубокой задумчивости. То, что он получил задание, означало, что ему доверяют. И вообще, принадлежность к тайной организации, о существовании которой большинство людей не только не знает, но даже и не догадывается, возвышала его в собственных глазах и делала его персону значимой. Тем более когда он станет десяцким. Выходило, что он из когорты тех особенных людей, которым дано и позволено больше, нежели всем остальным. Опять же появлялась возможность войти в круг избранных и получить, наконец, право на свидания с Клеопатрой. Про нее говорили такое… С другой стороны, дело, к которому он принадлежен, есть настоящий заговор, а это крайне опасно. Правда, он немного подстраховал себя на случай провала тайной организации, послав два анонимных письма губернатору и архиепископу с изложением планов и целей организации. Если его арестуют, он откроется, что письма эти писал он, и ему, несомненно, выйдет послабление, однако полной гарантии, что он избежит всякого наказания, дать было все же нельзя. «Ох, вей, — как сказал бы дед, если был бы жив, — пусть у меня отвалятся пейсы, как шерсть у шпаренной собаки, пусть подохнет вся щука в водах и сгниет весь чеснок, если кто-то в этой стране сможет мне дать гарантию, что я проживу спокойно и безмятежно весь свой срок, отпущенный мне Яхве».

Возле дома на Вознесенской, где Иван снимал квартиру, к нему подошли двое: молодой и усатый в шинели с башлыком, и пожилой, но весьма крепкий еще мужчина в старомодном рединготе с отложным воротником. Они вежливо поздоровались и, представившись чиновниками особых поручений при губернаторе, предложили побелевшему от страха студенту пройти в сад при Богоявленской церкви, расположенный неподалеку, дабы поговорить о его делах. Едва передвигая внезапно ослабевшие ноги, Глассон дошел с ними до яблоневого сада, уже начавшего просыпаться после долгой и бурной зимы, присел на сыроватую скамейку и бессильно откинулся к спинке. Молодой и пожилой сели по бокам.

— Как вы себя чувствуете, Иван Вениаминович? — ласково спросил пожилой, тщетно ловя взгляд Глассона. — На вас лица нет.

— Устал немного, — промолвил студент, стараясь говорить ровно и спокойно. — А почему вы меня знаете?

— По долгу службы, дражайший господин Глассон, — ответил тот, что был много моложе, и жестко добавил: — Мы про вас много чего знаем.

— А отчего вы устали, позвольте вас спросить? — поинтересовался пожилой.

— Я сегодня много занимался, — буркнул Иван.

— Понимаю, революционная деятельность. Она ведь отнимает так много сил.

Иван поднял наконец глаза на говорившего и встретился с проницательным и несколько насмешливым взглядом. Однако лицо его собеседника было строгим, кустистые брови хмурились, губы были плотно сжаты, что придавало его облику степенность и основательность.

— Я не занимаюсь никакой…

— Будет вам, Иван Вениаминович, будет, — по-отечески пожурил его пожилой. — Мой товарищ сказал же вам, что нам многое про вас известно. Так что не стоит отпираться.

— А что, что вам известно? — почти дерзко спросил Глассон.

— То, что вы состоите в тайной противуправительственной организации, конечной и главной целью которой является смена существующего строя и упразднение монархии как формы управления страной. А сейчас, под давлением каких-то внешних сил, может, вашего Центрального комитета, вы готовите заговор с целью поднять мятеж по всему Поволжью. Впрочем, все это вы написали в своих письмах господину губернатору и его преосвященству владыке.

— Откуда вы знаете, что их написал я, — воскликнул студент, — ведь я же… — Он осекся, сник и сложил руки меж коленей.

— Не подписались? Это вы хотели сказать? — мягко улыбнулся Артемий Платонович.

Глассон не отвечал и только нервически сводил и разводил колени.