Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леди Аделла ткнула в него сухим пальцем.
— Ты ведь не сказал еще Макдональду, что являешься наследником герцога?
«Так вот оно что», — думал Ян, чуть не раздавив свой стакан.
— Наследник герцога еще не родился, — прогремел Ян. — Он родится в следующем году, максимум — через год.
Джилз наклонился к уху Фелисити и пробормотал:
— Так, теперь все, моя милая, вы прочно засели. Хозяин начал действовать, и вам придется поработать кобылой-производительницей.
Брэнди расслышала его слова, и ей захотелось завыть от боли.
— Придержи свой язык, Джилз, — холодно и гневно сказал Ян.
Но тот лишь глупо улыбнулся и поднял бокал.
— Я предлагаю тост, Ян. Чтоб тебе повезло в этот раз.
Брэнди подняла голову, Ян побледнел как полотно. Что значит «в этот раз»?
Констанция, которая до сих пор сидела тихо, неожиданно вскочила, подхватила юбки и выбежала из комнаты.
— Что за черт, — выругалась леди Аделла, — никогда не поймешь этих девчонок. Они то смеются, то плачут, это действует на нервы. Я не вела себя так в ее возрасте.
— Никто не знает об этом, — закашлял Клод, — слишком много лет прошло.
— Я позабочусь о ней, — сказал Бертран и вышел следом.
Он услышал, что из маленькой комнаты недалеко от гостиной раздаются всхлипы. Дверь была приоткрыта. Констанция лежала лицом вниз на софе и плакала. Черные волосы волнами рассыпались по открытым плечам. Бертрану захотелось обнять ее, поцеловать и чтобы она ответила ему поцелуем, вся в слезах, прекрасная. Но он не сделал этого, а сел и сказал спокойно:
— Не надо плакать. Совершенно нет причины.
— Это ты, Бертран?
— Да, это всего лишь я, — ответил Бертран, желая только одного — чтобы она посмотрела на него так, как он смотрит на нее.
— Тебя послали бабушка и дядя Клод? — Констанция всхлипнула, и Бертран улыбнулся.
— Нет, я пришел, потому что волнуюсь за тебя. Он вытащил платок из кармана и протянул ей.
— Вот, Конни, вытри слезы и расскажи мне, что тебя тревожит.
Она вытерла глазки и щечки и начала крутить платок между пальцами.
— Расскажи мне все, Конни. Я ведь всегда был тебе другом.
«Да, черт побери, всегда был только другом». Констанция посмотрела на него и, увидев доброе лицо, снова всхлипнула.
— Перси женится на этой толстой Джоанне, а ведь он не любит ее, просто у нее деньги. Это отвратительно, я так любила его, желала его.
Бертран тихо благословил Перси.
— Но ты должна понять Перси. Ему нравится жить в свое удовольствие в Эдинбурге, а на это нужны деньги. Перси сам сделал выбор, и если для этого ему придется жениться на женщине, которую он не любит, мне просто жаль его.
— Но я думала, он благородный, — воскликнула Конни и всхлипнула снова. — Ты, Бертран, защищаешь его, а раньше никогда этого не делал. Всегда говорил, что он плохой человек и не стоит даже думать о нем.
Она говорила правду. Но сейчас нужно быть справедливым к Перси, проявить хоть какое-нибудь великодушие.
— Нет, малышка, конечно, я никогда не одобрял его действий и не одобряю их и сейчас, просто понимаю причины его поведения. Забудь о нем, Конни, он не стоит твоих слез.
Девушка замолчала. Думала она о Перси или нет, трудно сказать.
— Все равно это несправедливо.
— Жизнь не всегда дает нам то, чего мы ожидаем. Это прописная истина. Ты прожила здесь шестнадцать лет и большую часть из них провела под одной крышей со старым Ангусом. Поэтому умеешь сносить обиды.
— Но почему Брэнди поедет в Лондон, а я за свою жизнь ни разу не была даже в Эдинбурге?
Он не винил ее за это совершенно справедливое требование.
— Брэнди старше тебя, Конни. Не думаю, что она хочет поехать в Лондон. Скорее, этого хочет герцог. Мне кажется, леди Фелисити не захочет видеть там вас обеих, после того как выйдет замуж за Яна.
— Да, она сущая ведьма, Бертран. Бедняга Ян, зачем он женится на ней? Ведь ему не нужны деньги.
— Не знаю. Может быть, в Лондоне все леди такие и она — лучшая. Я вижу, ты чувствуешь себя не в своей тарелке, когда говоришь с ней. Но в Эдибурге все по-другому. Это красивый город. Я надеюсь, ты сможешь побыть там вволю. Ян говорил, что в нашей столице магазины не хуже, чем в Лондоне, а пыли и грязи значительно меньше.
Конни не совсем верила в это. Она поднялась с софы и одернула платье.
— Ты такой добрый, Берти, никому не скажешь, что я плакала?
Она подняла на него блестящие глаза. Он взял платок из ее рук и вытер слезы с нежных девичьих щечек.
— Я никому не скажу. Пусть все подумают, что у тебя просто разболелась голова.
— Спасибо, Берти.
Когда они вернулись в столовую, никто не осмелился комментировать поступок Констанции. Только Ян, несмотря на то, что леди Аделла глядела на него в упор, подмигнул Клоду.
Брэнди посмотрела на сестру, зная, что причина переживаний — Перси. И все равно надеялась, что когда-нибудь Констанция увидит настоящее лицо этого подлеца. Она выглядела очень мило и была спокойна. Что Бертран сказал ей?
После обеда Брэнди хотела поговорить с Джилзом. Возможность представилась, когда Фелисити, очарованная Перси, села за фортепьяно и довольно неплохо сыграла сонату Моцарта. Джилз покачал головой и сказал:
— Моя бедная Брэнди, ты же ничего не знала о Марианне?
— Нет.
— Тогда я желаю нашему герцогу удачи. Первая его жена умерла на гильотине. Он не смог спасти ее.
— Марианна была француженкой по фамилии де Во?
— У вас отличная память, моя дорогая. Его первая жена — хрупкое, нежное создание, которой поклонялись все ее родственники и наш драгоценный герцог в их числе. — Ясно.
Джилз слегка улыбнулся, увидев грусть в ее глазах. Черт, похоже, в этой девочке Ян пробудил настоящую страсть. Он философски пожал плечами.
«В конце концов, молодые сердца не разбиваются, а лишь становятся тверже».
Джилз вспомнил время, когда сам впервые испытал это. Господи, он не помнил даже ее имени.
Утро герцог провел в делах, путешествуя с Бертраном по поместью и пересчитывая овец. Ян почувствовал все прелести своего настоящего положения и понял, что с него хватит. Он не мог позволить себе срывать злость на ком-то из домашних, а тем более на Фелисити или Джилзе, и поэтому решил удалиться к морю, чтобы соленой водой смыть все горести.
Герцог посмотрел, не лепит ли Фиона где-нибудь поблизости свои замки, но не увидел ничего, кроме деревьев и огромных валунов. Сняв одежду, он положил ее на теплый сухой камень и вошел в воду.