В голосе Сыча слышалась издевка. Ольга бросила трубку. Козел. Специально позвонил, чтобы ее уесть. Вот, мол, она сама за столько времени не могла объяснить природу этого сновидения, а он в пять минут все объяснил. И ведь все правильно объяснил. В детстве Юлий перенес потрясение, связанное с автокатастрофой. Память постаралась избавиться от неприятных воспоминаний, но подсознание все равно раз за разом пыталось ему об этом напомнить, хотя бы во время сна. Но все равно мог бы как-то по-другому сказать ей об этом. А не подтрунивать.

Если самым трудным во всем побеге для Юлия было справиться с решеткой больничного блока, то самым опасным являлся прыжок на землю с крыши контрольно-пропускного пункта следственного изолятора. Бежать, обливаясь холодным потом, то и дело успокаивая нервную дрожь в коленках и руках, подавляя желание закричать от страха. Пройти весь путь, преодолеть ограждения и колючую проволоку, ухитрившись при этом самым непостижимым образом не поднять тревоги и не привлечь внимания часового. Обидно было бы в самом конце, прыгая с высоты второго этажа, сломать ногу.

Опять повезло. Приземлился, не покалечившись. Даже не сильно ушибся. Огляделся. Ни одной живой души рядом. Город спал, как, наверное, и люди, которым было вверено охранять содержащихся под стражей. Что ж, тем лучше. Неподалеку, по правую сторону от Юлия, была остановка общественного транспорта, та самая, где на скамейке под навесом встретил свою смерть Олег Адольфович Постников. Юлий пошел влево, пересек площадь с мигающими желтым огнем светофорами и, оказавшись на Привокзальной улице, пошел по ней, стараясь держаться в тени зданий, которые в своем большинстве являлись складами, магазинами оптовой торговли, ремонтными мастерскими и заготовительными пунктами. Юлий шел на вокзал. Туда, где в ячейке номер 48 автоматической камеры хранения до сих пор лежал его рюкзак с вещами. Во всяком случае Юлий очень надеялся, что он до сих пор там, хотя с момента, когда Юлий захлопнул дверцу ячейки, прошло много времени. Во время ареста Юлию было совершенно не до вещей, о которых он совершенно позабыл, а когда вспомнил, то даже не знал, к кому обратиться, чтобы их оттуда забрать. В рюкзаке были не только вещи, там были деньги. Юлий, находясь в дороге, всегда следовал мудрому правилу не класть все яйца в одну корзину, поэтому и разделил деньги на две части: одну часть он хранил при себе, другую в тайном отделении рюкзака или сумки.

Главное, чтобы Витек не поднял тревоги. Тогда весь план Юлия рухнет как карточный домик. Но Витек должен помалкивать. Если он его сдаст, то об этом неминуемо узнают остальные обитатели больнички и слух об этом разнесется во всему СИЗО, что популярности Витьку не принесет. Пусть сбежавший всего лишь бывший мент, цветной, красный, если говорить на языке уголовной среды. И наконец, поднять шум для него будет равносильно признанию, что именно он помогал Тараскину разгибать прутья решетки. Пусть по принуждению, не добровольно, но помогал. Юлию даже пришлось слегка стукнуть его по загривку и пообещать до конца доломать челюсть вместе с руками и ногами, если он будет артачиться.

– Черт с тобой, мент, беги, – зло шептал Витек. – Скорее на пулю нарвешься. То-то мне радости будет.

Остальные лежали тихо. Если кто-то и не спал, то делал вид, что спит. Что на зоне, что в СИЗО не принято было лезть в чужие дела. И молчать будут по той же самой причине. Чтобы не сойти за соучастника организации побега.

На привокзальной площади, как обычно, царило ночное оживление. Встречающие, провожающие, таксисты и продавщицы цветов. Возле центрального входа стояли два заспанных сержанта милиции. Стараясь не показывать волнения, Юлий прошел мимо.

В камере хранения было пусто, не считая одного дежурного, такого же заспанного, как и менты наверху. Мужик лениво жевал хот-дог и не мог оторвать взгляда от экрана маленького портативного телевизора, где шел фильм для взрослых. На Юлия он даже не оглянулся.

Ячейка Юлия была закрыта. Он набрал номер – год гибели отца и первую букву его имени, – потянул за ручку. Ничего не произошло. Дверца оставалась закрытой. Потоптавшись в раздумье, Юлий решил обратиться к дежурному.

– Мне нужна ваша помощь, – сказал он.

Дежурный нехотя оторвался от экрана. Его рубашка была запачкана пятнами кетчупа, под глазом горделиво светился здоровенный фингал.

– Если это только в моей компетенции.

Так как слово «компетенции» дежурным было произнесено без запинки, у Юлия появилась надежда, что этот неопрятный человек все-таки сможет ему помочь. Он объяснил свою проблему.

– А что вы хотели? Вещи хранятся в ячейке в течение двух суток. Если их не забирают вовремя, ячейка вскрывается, составляется акт, а кладь передается на ответственное хранение на склад. Если в течение 30 суток их хозяин так и не объявляется, они реализуются в установленном порядке.

– Реализуются?

– Ну да, как бесхозные. Вам надо было предупредить администрацию письменно, что вы не можете их забрать.

Юлий и не предполагал, что с вещами могут быть такие проблемы. Иначе бы поручил адвокату позаботиться бы о них.

– Сожалею. У меня случилось обострение язвы, и я попал в больницу. А где этот склад?

Человек ткнул пальцем в неприметную дверь сбоку.

– Вообще-то здесь. Опишите, что у вас было?

– Серый рюкзак Nike. Надо называть, что было внутри?

– Нет. Его не вскрывали.

Дежурный порылся в столе, достал толстую тетрадь, полистал.

– Число и примерное время, когда вы оставляли вещи? Шифр ячейки?

Юлий назвал. Дежурный согласно кивнул и поднялся.

– Все сходится.

В каморке за неприметной дверью, кроме рюкзака, обмотанного со всех сторон тесьмой и опечатанного, больше ничего не было. Убедившись, что содержимое на месте, особенно содержимое потайного карманчика, и соблюдя все формальности, в том числе и уплатив взимаемый в таком случае сбор, Юлий направился к кассовому залу, задержавшись по дороге у аптечного киоска, где приобрел бинты, пластырь и мазь для своих порезов.

В кассовом зале народу было немного.

– На ближайший проходящий до Львова. Один билет. Купе, если можно, – попросил Юлий, дождавшись своей очереди.

– Можно, – ответила кассирша, посмотрев на экран компьютера.

Забирая билет и сдачу, Юлий замешкался и почти вплотную приблизив лицо к окошку, проникновенно произнес:

– У вас очень доброе лицо, вы знаете это?

Кассир, женщина бальзаковского возраста, вспыхнула.

– Ладно вам, доброе, – усмехнулась она Юлию. – Триста пятьдесят третий поезд, смотрите не опоздайте. Будет точно по расписанию.

Опоздать было трудно. До нужной платформы идти от силы минуту, а до прибытия поезда оставалось еще целых восемнадцать. Юлий отошел к большому стенду с расписанием поездов, украдкой разглядывая стоящих поблизости людей. Прошло больше десяти минут, по громкой связи уже объявили о прибытии триста пятьдесят третьего, но нужный ему человек так и не появился. Тараскин уже собирался уходить, как в кассовый зал влетел плотный мужчина в сером костюме и очках в дорогой оправе. Полы его расстегнутого плаща развевались при ходьбе. В руке он держал коричневую кожаную сумку-портфель. Встав рядом с Юлием, мужчина направил взгляд в ту часть расписания, где были указаны поезда, следующие в западном направлении.