Ты из какой подворотни, вообще, вылез? Ещё бы заточкой меня ткнул.

Он в классическом черном костюме, я тоже.

Мы оба давно бизнесмены, дела обсуждаем в ресторанах, носим дипломаты и дорогие часы, отдаем в химчистку рубашки.

Нам тридцать. Мы научились словами друг друга топить, бить, но сейчас меня клинит, в глазах всё красное.

- Ты если из зоопарка сбежал, - он все ещё покашливает, отходит, опирается на капот. - То нам разговаривать не о чем.

- Я в себе, - выравниваю дыхание. Зеркально сдвигаюсь, оказываюсь напротив. Слышу, как мелкие камешки под подошвами хрустят, его быки кружат рядом, готовые меня отоварить, чуть дернусь. Тоже опираюсь на капот. - Просто ты перегнул. Это между нами. Я твоих женщин когда-нибудь трогал?

- Нет, - он достает сигареты, качнув головой, подзывает помощника и от огонька его зажигалки прикуривает. - Потому, что я не такой идиот, Север, чтобы заводить постоянную телку.

- Заводят дамы твои, за щеку. Алёну мою отпусти. И поговорим.

- Сначала поговорим.

- Нет.

- Тогда езжай, - он выпускает дым.

И кашляет, хватается за горло.

Мрачно хмыкаю.

И в теле все сотрясается, мне, похоже, что-то отбили. Трогаю разбитую губу, смотрю по сторонам, на его ребят.

Отталкиваюсь от машины и открываю дверь, сажусь за руль.

Тачка не моя, его. Сквозь стекло вижу, как он усмехается, огонек сигареты подрагивает.

Он курит, я жду.

Потом бычок, разрезая воздух, летит в траву, а Вест плюхается на пассажирское.

- Ну? - хмуро поторапливаю.

От него несёт спиртным и дымом, он барабанит пальцами по панели, рвано насвистывает и открывает бардачок.

Шлепает на панель какую-то бумажку, кивает на нее.

Смахиваю белеющее пятно.

На бумажке ничего, только цифра.

- Такую сумму ты получишь, - говорит Вест. - В качестве компенсации. Если отойдешь от дел. И отдашь мне город.

- От дел я отхожу и так, - бросаю листок к нему в колени.

- Слышал, - он перекидывает бумажку обратно в меня. - Ты уйдешь, а люди твои останутся. Кто-то встанет на твое место. Твои бойцы мне мешают.

- Это уже твои проблемы, - мну клочок, открываю окно и вышвыриваю комок на улицу. - Алена тут при чем?

- Саша, я человек известный и воевать больше не могу. Я на виду, - говорит он доверчиво, словно другу жалуется. - А город мне нужен. Предложение мое ты выбросил зря.

- Чего тебе надо от меня, не пойму? - разворачиваюсь к нему.

- Чтобы ты ушел и людей своих забрал, - он тоже поворачивается.

- Куда я их заберу? Они на своем месте.

- Ты тугой или прикидываешься? - спрашивает он отрывисто. - Мне нужен город. Твои люди мешают. Сами они не уйдут, значит, им надо помочь.

Смотрю в его сощуренные глаза и по коже несётся холодок, до меня доходит, наконец, что он мне предлагает.

Ребят моих подставить, с дороги его убрать.

Как в историях Вовчика. Послать на дело. И самому им вызвать полицию.

- Их же посадят, - говорю очевидное.

- Так а я тебе о чем, - он хрипло смеётся. - Уберешь их. И Алёну свою рыжую получишь обратно. Плюс компенсацию за беспокойство. Которую ты в окно швырнул. Хорошая сумма, Саша, - он открывает дверь, выходит из машины.

Вылезаю следом, как во сне, это бред какой-то, о чем он мне говорит.

- Лёх, - через крышу зову его.

- Ты все слышал, Север, - он даже не поворачивается, роется в кармане и что-то кидает через плечо.

Машинально ловлю и вздрагиваю - розовый зайкин телефон.

- Времени тебе три дня, - разгоняет гул в ушах его голос. - Если женщина тебе дорога - ребятами своими пожертвуешь. Нет - так нет.

Глава 51. Алена

Страшно. Просто дико страшно от того, что мне снова рот заклеили, и я лишь мычать могу.

Слышу ведь – там Саша, совсем рядом. Ему лишь надо меня услышать! Не знаю, зачем, он ведь итак знает, где я – но кажется, что он лишь услышит мой голос, и сразу спасет меня.

Во мне адский коктейль чувств и эмоций: сумасшедшая радость, что он пришел ради меня, и безумный страх, что пришел. Что пострадает.

«Он не может пострадать, - твержу себе, как заведенная. Как ребенок, боящийся в темноте, и сам себя уверяющий, что монстров нет, что не существует их. – Саша сильный! Он мужчина, и… черт возьми, я его женщина! А значит, он должен меня спасти, и плевать на феминизм!»

Вот только мне думалось, что дело моего спасения – несколько часов.

Ошибалась.

- Ну что, лисичка, скучаешь? – дверь в мою каморку открывается, и на пороге стоит до отвращения бодрый и свежий Алексей. – Что-то ты неважно выглядишь. Приготовься…

- Ай, - взвизгиваю, когда мужчина резко, одним движением отрывает с моих губ скотч. Такое чувство, что он его вместе с кожей содрал. – Я неважно выгляжу? Зато вы прекрасны, хоть сейчас на обложку.

- Язва, - Алексей кивает, повернув голову набок, и сторонится. В каморку входит мужчина – один из тех, кто вечером был в ресторане, и лезвие ножа блестит в его руке.

- Н-не надо… пожалуйста, не нужно!

Дышать становится нечем, от понимания – меня ведь прирежут сейчас! Саша… он отказался условия выполнять, наверное. И правда – что ему до полузнакомой девчонки? Пальцами щелкнет, и таких как я к нему сотня прибежит. А меня не жалко: была, и сплыла. Видела ведь в лицо этих сволочей, а свидетелей… о боже, я ведь из фильмов это знаю: если похититель лицо показывает – ты не жилец.

Вот и я не жилец.

- Ну, чего тянешь? – Алексей подгоняет моего убийцу, который наступает на меня.

А я даже закричать не могу – голос пропал.

Говорят, в последние моменты жизни эта самая жизнь перед глазами проносится. Но не в моем случае. У меня одна мысль: обидно умирать в таком виде.

Руки затекли, одежда измялась. Я вспотела, дергаясь всю ночь, да еще и пылью припорошена, которая на пот налипла, и в грязь превратилась. И вот в таком виде я и умру: с вороньим гнездом на голове, с нечищенными зубами, и грязная, как трубочист.

А убийца обходит меня сзади, и… освобождает. Руки больше не стягивают веревка и скотч, а затем мужчина освобождает