теперь я удивляюсь, как хватило у нас сил

выжить в бессмыслице.

Конец не наступит во веки веков

Конец не наступит.

Сколько бы ни тянулись травы

из всех земель

ко всем небесам,

сколько бы форм

ни придавать предметам,

сколько бы ни успокаивать

все боли времен,

конец не наступит.

ГОРЬКАЯ ПРАВДА

Эдвард Рикардо Брейтуэйт

Почетный белый

(Отрывки из путевого дневника)

Вступление и перевод с английского М. Загота

Эдвард Рикардо Брейтуэйт — уроженец Британской Гвианы, нынешней Гайаны, писатель, крупный политический деятель. Он окончил Кембриджский университет, во время второй мировой войны был летчиком в английских ВВС, потом работал учителем. С 1965 года возглавлял миссию Гайаны в ООН. Был послом Гайаны в Венесуэле, представителем всемирной федерации ветеранов в Париже, консультантом ЮНЕСКО по вопросам образования. В настоящее время живет и работает в США.

Э. Р. Брейтуэйт — автор многих повестей и романов. Его произведения носят ярко выраженный антирасистский характер. В острой публицистической форме это выражено и в книге «Почетный белый», которая создана на основе личных впечатлений писателя от не совсем обычной поездки в ЮАР. Книга представляет собой обличительный документ режима апартеида, его мнимой демократичности, унизительной жестокости и цинизма, насаждаемых по отношению к коренному населению этой страны.

____

Огромный «Боинг-747» оторвался от бетонной дорожки лондонского аэропорта Хитроу и с ревом взмыл в чернеющее небо — моя встреча с ЮАР началась. С этой минуты салон самолета превратился для меня в маленький изолированный мир, населенный случайно оказавшимися в компании друг друга шумными людьми. Англичане, американцы, швейцарцы, немцы, южноафриканцы, несколько французов. Все белые. И среди них один черный — это я.

Объединяло моих попутчиков и другое. Все они были охвачены каким-то радостным возбуждением — и те, кто возвращался домой, и те, кто летел в Южную Африку впервые. Я чувствовал себя картой из другой колоды, потому что меня обуревали неуверенность и страх. Я думал: мне предстоит столкнуться с обществом, которое обязательно захочет унизить меня, подавить мою личность. Надолго ли меня хватит?

С самого раннего детства в Гайане я слышал истории о том, в каких немыслимых условиях вынуждены трудиться люди с черной кожей на золотых, алмазных и угольных рудниках Южной Африки, как жестоко угнетают их европейцы-поработители. Они работают день за днем глубоко в недрах земли, полуголодные, получают за этот нечеловеческий труд гроши и полностью зависят от белых, а те обращаются с ними хуже, чем со скотом. В рудниках случаются обвалы, шахты заливает водой — и в ловушке оказываются сотни африканцев. Для их спасения белые принимают лишь символические меры — стоит ли беспокоиться, если легко найти замену?

Мы, гайанские мальчишки, имели возможность познавать мир, учиться, пользоваться свободой слова и передвижения, и все наши рассуждения о тяготах и лишениях черных братьев в далеком далеке носили чисто абстрактный характер. Нам трудно было прочувствовать весь ужас рассказов об изможденных африканцах, которые понурой цепочкой каждое утро спускаются в глубокие забои, подгоняемые белыми надсмотрщиками. «Почему же они не восстанут против своих мучителей?» — задавались мы вопросом. Ведь, например, рабочие на сахарных плантациях Гайаны, они часто требуют своего, если работа становится тяжелой и изнурительной, а платят мало. Мы были молоды, невежественны и обвиняли южноафриканцев в чрезмерной робости. Уж мы-то, похвалялись мы друг перед другом, ни за что не потерпели бы такого.

Я взрослел, и казалось, что каждое новое правительство Южной Африки все больше закабаляет черное население, которое как будто совершенно смирилось со своей судьбой и с невозможностью изменить ее.

В начале 1965 года я был назначен представителем Гайаны в ООН и там неоднократно беседовал с южноафриканцами, как белыми, так и черными. Некоторые белые, представители церкви, те, кто придерживался либеральных взглядов, протестовали против расистского режима. В большинстве же случаев это были бизнесмены, правительственные чиновники и туристы. Им было прекрасно известно, что в ООН к их правительству относятся с резкой антипатией, и они всегда занимали активную оборонительную позицию, утверждая, что иностранцы не могут судить об особых условиях, существующих в Южной Африке. Встреченные мной южноафриканские черные, все без исключения, либо бежали, либо были навсегда изгнаны из своей страны и в ООН обращались с жалобами на режим и требованиями к странам — членам ООН отказать ЮАР в каких бы то ни было контактах.

В 1966 году Генеральная Ассамблея ООН подавляющим большинством голосов постановила прекратить действие мандата, по которому Юго-Западная Африка, нынешняя Намибия, управлялась правительством ЮАР, и взять на себя контроль над этой территорией. Я активно участвовал в работе специальной комиссии, которая разрабатывала резолюцию и способствовала ее принятию. Позднее при ООН был создан Совет по делам Юго-Западной Африки, и его президентом избрали меня.

Те, кто обращался в ООН с жалобами и петициями, часто говорили: «Вы должны поехать и увидеть это своими глазами». Я действительно не мог в полной мере осознать, сколь ужасно все, о чем они рассказывали: грубость полиции, арест и тюремное заключение без юридической защиты, сфабрикованные судебные процессы, черные повсеместно приговариваются к ссылке и смертной казни, черные по закону лишены права голоса, черным запрещено объединяться в профсоюзы. Обо всем этом я слышал впервые. Англичане, правившие в Гайане, конечно, были искушены и в расизме, и в политике дискриминации, но это не шло ни в какое сравнение со страшными историями, которые я слышал от южноафриканцев.

Правительство ЮАР отказалось признать вновь созданный Совет. Наши просьбы о разрешении посетить Намибию либо оставались без ответа, либо встречались категорическим отказом. Однако меня стала часто посещать мысль: а что, если в один прекрасный день правительство ЮАР возьмет, и разрешит членам нашего Совета посетить Намибию? И вместе со своими коллегами, черными и белыми, я попаду в Южную Африку? Разрешат ли нам путешествовать вместе, питаться вместе, жить в одном отеле? Или мы на себе испытаем все прелести расовой сегрегации? А может быть, нас, иностранцев и представителей ООН, расовые законы ЮАР не коснутся?

Только подумать: я, черный, попаду в страну, где мои братья ежечасно подвергаются жестоким испытаниям, и буду от этих жестокостей огражден. Злая получится шутка. Как же отнесутся ко мне сами африканцы, коль скоро правительство ЮАР дарует мне свою «защиту»? Буду ли я для них черным братом,