Хотелось оттолкнуть бесцеремонные руки, тянущие меня куда-то, куда мне нельзя – я точно понимала, что нельзя! – но получалось лишь слабо трепыхаться, точно выброшенная на берег рыба, и продолжать повторять, что я не хочу, не хочу, не хочу…

Но Стас уже умудрился меня поставить и, приобняв за талию и одновременно удерживая мои сопротивляющиеся руки, мягко уговаривал и тянул за собой:

– Ну чего ты, Кристин, пойдем. Я только хорошо сделаю, тебе понравится, правда.

– Н-нет…

Вдруг кто-то вихрем подлетел к нам, и Стаса откинуло от меня будто взрывной волной. Без поддержки я моментально осела на пол и прислонилась к какому-то стулу, чтобы совсем не упасть. Голова еще сильнее кружилась, и все предметы вокруг меня были нечеткими, словно я смотрела на них сквозь мутное стекло. Голоса слышались издалека и глухо.

– Молодой человек, что вы делаете, я сейчас охрану позову!

– А я в полицию, – огрызнулся знакомый голос. – Вы в курсе, что она несовершеннолетняя?

– А вы ее знаете?

– Знаю, поэтому заберу из вашего гадюшника и домой отвезу.

– Ну если и правда ей восемнадцати нет, отвозите, конечно, не надо нам таких проблем. И друга своего забирайте, он сейчас тут все кровью запачкает.

– Он мне не друг.

Кирилл?!

Не может быть. Мне, наверное, кажется. Я слишком много выпила. Слишком. Не надо было пить вообще.

– Дура, – прошипел все тот же знакомый голос совсем близко, и меня больно ухватили за локти, вздергивая наверх. – Ну почему ты такая дура, Мышонок?

Я не сопротивлялась. И не боялась. Этот злой, отчаянно матерящийся голос и сильные руки, не позволяющие упасть, были не чужие. Свои. И человек, которому они принадлежали, был свой, пах знакомо и приятно и ощущался, в отличие от Стаса, безопасным.

На меня натянули толстовку, всунули руки в рукава куртки и потащили куда-то. Я послушно перебирала ногами, которые вели себя так, будто мне не принадлежат. Странно, их же всего две – правая и левая, почему же они так путаются?

Свежий прохладный воздух обжег лицо так внезапно, что я закашлялась. И уже через секунду поняла, что этого не стоило делать, потому что кашель вызвал такой рвотный позыв, что я едва с ним справилась.

– Садись, пьянь.

Передо мной была распахнутая дверца машины. И пахло там знакомо – терпким одеколоном и кожаными сиденьями. Но даже от этого, когда-то приятного запаха, меня сейчас мутило.

Я упала на сиденье и откинула голову назад, прикрыв глаза. Стало еще хуже, как будто с закрытыми глазами мир стал крутиться вдвое быстрей.

– Сделал он тебе что-то? Или не успел? Крис, Крис, мать твою! Отвечай!

– Домой надо, – пробормотала я едва шевелящимся языком. – Домой. Надо.

– Куда тебе сейчас домой в таком виде?! – прорычал он.

– Надо. Мама, – твердила я, не открывая глаз.

– Черт!!! Дай телефон!

Я никак не отреагировала на просьбу, потому что понятия не имела, есть ли у меня телефон. А если есть, то где он сейчас.

Вжикнула молния рюкзака, там что-то зашуршало.

– Пароль какой?

– Один два три четыре, – вдруг четко сказала я.

– Охренеть, какой сложный. Долго думала? Так, пишу твоей маме, что ты будешь дома в десять, потому что…потому что гуляешь с парнем. Пойдет?

Я не знала, но на всякий случай кивнула.

– У нас есть три часа. Поехали ко мне, попробуем что-то с тобой сделать.

Я снова отрешенно кивнула. Меня сейчас по-честному беспокоил только один вопрос: как не начать блевать в машине прямо сейчас. И ответа на него у меня, к сожалению, не было.

Единственным достижением этого ужасного вечера можно было считать то, что в машине меня все-таки не стошнило. Я дышала в открытое окно, и это как-то помогало сдерживаться.

Зато в подъезде у Кирилла отвратительно пахло чем-то жареным (а, казалось бы, элитный дом!), и мое лицо моментально позеленело. Царев это заметил, и едва мы вошли в квартиру, тут же втолкнул меня в туалет:

– Вэлкам! Ни в чем себе не отказывай. Нужно будет подержать волосы, зови.

Но я как-то справилась сама. Было так хреново, что даже на стыд не оставалось сил. Потом кое-как умылась и выползла в коридор.

Кирилл оказался рядом, подхватил меня и помог добраться до кухни.

– Ела что-нибудь до того, как бухать начала?

Я отрицательно покачала головой. На большой перемене в столовую не успела, обошлась шоколадным батончиком. А потом было не до еды.

– Идиотка, – припечатал меня Кирилл. – Зачем пила на голодный желудок? Да еще и с этим козлом.

Я скривилась и ничего не ответила. Говорить не было сил. Было плохо. Было стыдно.

– Ну кормить тебя сейчас особого смысла нет, – размышлял он вслух. – А вот сорбент надо дать. И жидкости побольше.

Царев заставил меня съесть какую-то гелеобразную гадость, а потом поставил передо мной большую кружку чая. И положил туда две ложки сахара.

– Пей. Выпьешь – еще налью.

Я послушно принялась пить. Выпила две кружки, а потом снова, зажав рот ладонью, побежала в туалет.

– Что ж, начнем сначала, – бодро сказал мне Царев, когда я вернулась, и налил мне еще чаю.

– А можно воду, – попросила я еле слышно.

– Можно. Все можно. И воду, и ремнем по заднице, – вздохнул он, налил мне воды, подумал и положил туда ломтик лимона, который достал из холодильника.

Я пила прохладную воду с едва уловимой кислинкой, чувствуя, как меня потихоньку отпускает. Да, я явно не была трезвой, но и так отвратительно, как до этого, мне уже не было. Кирилл больше ничего не говорил, только наполнял кружку водой, когда та заканчивалась. Два раза уходил на балкон покурить.

Когда вернулся после второго раза, осмотрел меня критически и скомандовал:

– Теперь в душ.

– Ледяной? – говорить было уже проще.

– Нет, нормальный теплый душ. Иди, полотенце я там тебе положил.

Я долго стояла под струями воды, и мне действительно становилось легче. Легче физически, и хуже морально. Я натворила глупостей. Ужасных глупостей. И если бы не Кирилл…

Даже думать в эту сторону было страшно.

Футболка моя выглядела ужасно, вся в пятнах, пришлось надевать толстовку на голое тело. Было неудобно: холодная молния неприятно леденила кожу.

Когда я вышла к Цареву со скомканной футболкой в руках, он только хмыкнул.

– Дать мою?

– Если можешь.