– А помыться с дороги можно?.. – с подозрением спросил Ленин.

Меня поместили в присутственное место! Как мило!..

– Конечно. У вас есть все необходимое для отдыха и работы.

Мальков приоткрыл дверь в просторную ванную. Медь кранов блеснула перед ними теплым светом заходящего солнца.

Ильич развязал галстук в крупный горошек и расстегнул ворот рубашки.

– Можете идти, – сказал он коменданту. – Не будете же вы меня мыть?..

– Не буду, уговорили. Завтрак вам принесут по первому требованию.

– А что на завтрак? Хлеб-соль? – поинтересовался Ленин.

– Вареное яйцо. Овсяная каша с маслом. И кофий.

У Ильича потекли слюнки, потому что в вагоне, в котором его везли, был только чай.

– Через полчаса подавайте… А секретарши у вас кормленые? – поинтересовался он.

– Почему вы об этом спросили?

– Вид у них голодный. Невесомый вид.

– Это от любви к вам, Владимир Ильич.

– Ни в коем случае… Ну идите же, идите! – прикрикнул Ленин. – Если секретарши ничего не ели, то и я есть ничего не буду!..

– Как знаете… Я хотел как лучше… Мне сказали яйцо, я и сварил. Вкрутую. Из-под курочки. Рано утром снеслась… – Мальков залепетал какую-то дичь и вышел в коридор.

Ленин с тоской посмотрел на колокольню Ивана Великого. Я как царь, – подумал он. – Целых четыре комнаты, правда, почти ничем не обставленные. Двадцатый век на дворе, а мы всё крутимся в обрыдлой исторической парадигме. Архискверно!.. Где-то близко закричал петух. У них и натуральное хозяйство свое. Хорошо устроились. В Москва-реке, поди, и рыба есть. Сомы, например. Поставишь на ночь удочку и вытаскиваешь утром толстенного подлеца. Отъелся на тине, рокалион! Одно слово, провинция.

Ему послышалось, что в коридоре начал стрелять пулемет. Но Ильич так устал, что не было сил даже на волнение. И громадный фикус на подоконнике, который в другое время вывел бы его из себя, не произвел должного впечатления.

Дверь в комнаты отворилась. Какого черта? Не дают побыть одному!..

На пороге стоял все тот же Мальков. Из-за спины его высовывалась любопытная секретарша с небольшим горбом за спиной. То ли девушка, то ли старуха… Вся разрисована, словно кукла. В борделе женщины и то лучше.

– Стучать надо, когда входите! – раздраженно заметил Ленин.

– Телеграмма от товарища Дзержинского, – сказал комендант Кремля. – В Петрограде убит Урицкий.

Ленин не издал ни звука. Урицкого он знал плохо. Это – из ведомства Феликса. Кто пристрелил? Левые эсеры, монархисты или наши, коммунисты-юристы, молодые неоперившиеся щенки, ловящие свою рыбку в мутной воде?..

Он сделал знак рукой и почти выгнал Малькова за дверь.

На заводе Михельсона в этот день не работал никто. Основанный в 1847 году двумя англичанами для производства паросиловых машин, он был для революции не случаен. В конце XIX века в его стенах был основан первый рабочий марксистский кружок, который вошел в сношение с ленинским Союзом борьбы за освобождение рабочего класса. Позднее, в 1916 году, завод был куплен промышленником Львом Михельсоном и перепрофилирован под выпуск военного оборудования. Новая продукция никак не повлияла на исход войны, но Ленин этот завод запомнил и про себя наградил. Грамотные рабочие, обеспечивающие войну… что может быть лучше и полезнее для социалистического государства? Каждый такой человек – на вес золота и стоит тысячи безграмотных крестьян, которые умеют только выращивать хлеб и отбивать поклоны перед черным иконостасом. Иконостасы мы в конце концов упраздним, а по поводу хлеба… он вырастет и так, без церкви. И, может быть, без крестьян.

Замоскворечье таяло от осеннего размора. Такую погоду итальянцы называют «обволакивающим теплом», когда греет не снаружи, а изнутри, заставляя каждую клеточку тела видеть покойный сон наяву. Москва блестела своим сороком сороков церквей. Осенние мухи мотались по цехам завода в предсмертном всплеске былых страстей. Рабочие сбивали молотками деревянный помост и натягивали над ним рукописный кумач с надписью «Смерть мировой закулисе!». Остальные курили махру и мечтали о том времени, когда работать не нужно будет никому – все будут брать что есть и радоваться неподотчетному существованию, как те же мухи.

В середине дня, когда солнце начало уже клониться в искрящуюся смехом Москву-реку, недалеко от помоста возникла странная бабенка. Она была красива красотой смерти. Помощник военного комиссара 5-й Московской советской пехотной дивизии Батулин заприметил ее и обомлел: импозантная и рыжая, в грубых ботинках на высоких каблуках, опирающаяся на зонтик, словно на трость… В руке – портфель, курит как паровоз, демонстративно и зазря. Она будто с картинки сошла. Так карикатуристы изображали парижанок, а скорее всего, дамочка сбежала из сумасшедшего дома. Там таких субъектов должно быть много. Вид одновременно и буржуазный, и демократический. А военный завод – он как крейсер: всяких несушек на нем быть не должно. Женщины исключены из армейского быта, иначе мужики будут воевать не в поле, а на простынях, и по периметру кровати нужно будет натягивать колючую проволоку.

– У вас есть мандат, гражданочка? – поинтересовался Батулин у несушки.

Молодец, проявил бдительность. Он ведь здесь за охрану. Можно сказать, что комиссар, ведь предпри-ятие-то режимное, мало ли что…

– Мой мандат давно отдат, – нервически хохотнула она. – А у тебя есть мандат, мой сладкий?..

– Тогда позвольте прервать вашу невинность. Пойдемте, что ли, к охране, они там выяснят и разъяснят.

– Я член партии с девятьсот четвертого года, – обиделась несушка и протянула ему бумажку с жирным гербом, выписанную на имя какой-то гражданки Ройдман. Из эсеров, что ли? С такой внешностью и фамилией – только из эсеров.

Батулин пожал плечами и посчитал свой революционный долг выполненным.

– Когда будет Ленин? – спросил она, щурясь от света, который проникал сквозь закопченные стекла цеха.

Взгляд ее был размытым, с томной поволокой. Обычно мужчины от такого взгляда вспоминают о своем биологическом долге, но самые мудрые из них знают: дело не в долге, а в том, что гражданка подслеповата. И ее томность – вполне вынужденная и никак не связана с продолжением рода.

– Кто ж его знает… И почему именно товарищ Ленин? – ушел от прямого ответа помощник комиссара.

– Но вы ведь кого-то ждете?

– Мало ли кто приедет. Пришлют седьмую спицу в колесе, а нам – протирай ее тряпочкой и вгоняй в размер.

– Все понятно, мой сладкий, – сказала несушка. – Значит, обыкновенный совдеповский бардак!..

– Кто знает, бардак это или так… Простое стечение случая.

– А водичку хотя бы можно выпить? – поинтересовалась дамочка.

– Водичка не птичка. Она и в сортире есть, – Батулин махнул рукой, показывая направление поисков. – Только не советую туда водрузиться. Мужики. Мало ли что. А вы все же зависимый от насилия элемент.