– Мне не нужны салфетки!

Она проигнорировала мою вспышку, погладила меня по руке и напомнила, что Стажер в мужья не годился.

Карлос взял на себя допрос Рида и стал выманивать из него существенную информацию: талантливый инвестиционный банкир, женат, дочери-близнецы, пару лет не пьет. А потом джекпот:

– Зачем вы здесь на самом деле? – спросил Карлос.

Лицо Рида порозовело, и он посмотрел на доктора Розена, который ободрительно кивнул, типа «расскажите им».

– Выкладывай, – поторопил Карлос. Когда Рид повесил голову, Карлос поймал мой взгляд и беззвучно проартикулировал: ах какой горячий. Я кивнула и выдернула еще одну нитку.

– У меня трудности в браке.

А, проблемы с близостью.

– Продолжай, – поднял брови Карлос.

– Ох, братец, – вздохнула Патрис. Она почуяла, что будет дальше: повесть о неверности, многострадальная жена, любовница, которая позволяет ему чувствовать себя важным. На лице доктора Розена сияла широчайшая улыбка.

– Пару недель назад я был на коктейльной вечеринке для одного из наших фондов. Там была женщина… – Рид обвел нас взглядом. Неуверенно. Можно ли довериться? – Мы с ней пошли в ее кабинет, и она…

– О Боже мой, она сосала твой член! – хлопнул в ладоши Карлос.

Патрис спросила, рассказал ли он жене. Нет, не рассказал; он надеется сохранить брак. Патрис и Рори похвалили Рида за то, что ему хватило смелости рассказать нам.

Я расправила на коленях полотенце. В середине уже красовалось выщипанное лысое пятно. Провела ладонью по ткани. Каково это – провести рукой по лацкану Рида? По его ноге? Это был самый длинный отрезок времени за всю неделю, в течение которого я не думала о Стажере. Я почувствовала, как что-то вроде надежды пробивается в руины сердца. И мне захотелось, чтобы сеанс длился дольше чем 90 минут.

Перед завершением сеанса я собрала пурпурные нитки и прямо задала жгучий вопрос:

– Как думаете, у меня еще когда-нибудь будет секс?

Губы Рида искривились в полуулыбке.

– Если захотите, – сказал доктор Розен.

– Я хочу. Как можно скорее.

Тело ныло, тоскуя по Стажеру и удовольствию, которое он дарил.

– Вы открыты для рекомендаций?

– Я сделаю что угодно! – наш испытывающий трудности с верностью, симпатичный новый член группы заставил меня позабыть о том, что доктор Розен собирался что-то мне порекомендовать. – А что у вас на уме?

Я уронила полотенце на колени и раскрыла ладони.

– Я рекомендую вам присоединиться к группе, которая встречается по понедельникам и четвергам, – сказал он.

Я резко втянула воздух и вцепилась в полотенце обеими руками.

– Да вы, наверное, шутите! Еще одна группа? Дважды в неделю?

А он вообще в курсе, что у меня есть работа с полным рабочим днем? Он знает, что юристы должны работать по сорок часов в неделю? Я покачала головой и поджала губы. Снова подобрала полотенце и сильно дернула за нить на границе лысого пятна.

– Эта группа другая. Одни и те же люди встречаются дважды в неделю, что создает дополнительную интенсивность работы. Каждый в ней – мой давний пациент…

– У вас все очень хреново, – доктор Розен улыбнулся.

– Отлично мотивирует.

Он предложил остаться в утренней вторничной группе, но уйти из дневной, чтобы освободить время для понедельнично-четверговой. Ну, и где он был с этим предложением год назад, когда я была готова скорее обрить голову, чем возвращаться в группу, где Нэн и Марни едва удерживались от драки? Теперь почувствовался укол печали. Эти женщины пронесли меня через все нелегкие дни с Джереми и потрахушки со Стажером. Нэн удерживала меня в тот день, когда я пыталась выдрать себе волосы. Зенья рассказывала о фан-фикшн и дистанционном лесбийском сексе. Действительно ли я готова оставить их позади?

– Я подумаю.

Когда мы поднялись для завершения сеанса, я позволила своему полысевшему полотенцу и всем выдранным ниткам упасть на пол.

И вот я снова с вопросом о том, вступать ли в еще одну розеновскую группу. Я дважды говорила «да», и теперь моя жизнь наполнена людьми, которые хорошо меня знают. Близко. Рори в курсе каждого кусочка пищи, который я клала в рот. Марти каждый вечер дарил мне аффирмации. Мои группы знали о грязном члене, который я сосала, о моих острицах, о бурных истериках. Разве не этого я всегда хотела? Чтобы были люди, которые полностью знают меня и все мои истории, при этом делясь своими. Это определенно было одной из составляющих моих желаний, и теперь я хотела большего: собственную семью, как у Марни, Патрис, Рори и Нэн. Я была благодарна за то, что у меня было, но внутри расцветали новые желания. Иметь семью. Стать матерью. Остепениться в любовном плане. Обрести силу в «Скаддене». Я верила, что доктор Розен мог привести меня к этому, хоть и не радовал факт, что для этого потребуется три сеанса – целых 270 минут – групповой терапии каждую неделю.

Я слышала о группе, которая собиралась по понедельникам и четвергам. Это была единственная розеновская группа, которая встречалась больше одного раза в неделю. Ее называли «продвинутой». Приглашение в нее было своего рода честью. А еще было подозрение, что доктор Розен просто хотел денег – я была уязвима и зарабатывала шестизначную сумму в год. Он мог как предложить мне способ попасть туда, куда я хотела, так и использовать меня в качестве дойной коровы для финансирования своей яхты. И как понять, что из этого правда?

И все же я, конечно, сказала «да». Уж при трех-то днях групповой терапии я наверняка получу все желаемое меньше чем за год.

В третий понедельник января температура была намного ниже нуля, но я слишком нервничала, чтобы чувствовать, как ветер морозит лицо. Ноги поехали, я поскользнулась на свеженькой корочке льда, выстилавшей тротуар, и села задом на бетон в двух кварталах от офиса доктора Розена. Может, решение ходить в эту группу было ужасно неправильным? Моя пульсирующая болью бедреная кость соглашалась: мол, да, о да.

– Что ты о нас слышала? – спросил Макс. У него были взъерошенные светлые волосы, идеальная осанка, блейзер с золотыми пуговицами. Лет сорок пять. Типичный «кантри-клаб». Я была наслышана о Максе. Розеновское сарафанное радио доносило, что он пришел к доктору Розену много лет назад, когда был наркоманом, жившим в собственной машине. Я что-то слышала об обвинениях в тяжких преступлениях. Но он отказался от наркотиков и поднялся по служебной лестнице в фармацевтической компании. Теперь большая шишка: состоял в совете директоров дорогущей частной школы, где учились его дочери, и проводил лето в Сноумассе[42]. Что-то в его поднятых бровях и усмешке подсказало: он знал, что до меня доходили эти слухи.