Достал мобильник, глянул на монитор.

– Уже можно ехать за ужином! – сказал Ингриде. – А я тут все сервирую! Достану «королевский фарфор»…

Ингрида окинула взглядом изменившийся зал.

– Давай лучше в нашем домике, – произнесла. – Тут теперь какая-то странная аура…

– А может, все-таки?! – не унимался Клаудиюс. – При трех подсвечниках, как в прошлый раз! Ничего ведь кроме стола и нас видно не будет!..

Ингрида не ответила.

– Ну ты подумай! Я здесь подожду. Если решишь, что в нашем доме лучше, то пойдем туда!..

Скрипнула за Ингридой левая половинка двойной двери. Клаудиюс уселся в кресло. Расслабился. Зевнул. Незаметно для себя он задремал, но в последний момент, когда уже почти провалился в невесомость сна, сжал кулаки, открыл глаза, удержался на плаву относительной бодрости. Поднялся на ноги, мысленно спихивая вину за сонное состояние на соблазнительную мягкость кресла.

Обошел кресло сзади, выдвинул его дальше от стола и развернул к портрету господина Кравеца. И снова ощутил, как напряглись мышцы рук. Ощупал руками спинку кресла, завернутые вперед боковины. Опустился на колени и увидел спрятанный в тканевой складке фирменный ярлычок. Выудил его за кончик, наклонился. «Armed Arm-chairs. Bullet-pruff furniture. Made in Colchester, UK». От удивления он покачал головой. Ничего себе! Пуленепробиваемое кресло! Оно что, из брони? Поэтому такое тяжелое?

Он прощупал пальцами заднюю часть спинки, боковинки. Все казалось комфортным и мягким. Никаких признаков толстого листа железа. Только вес мог подсказать, что без брони при производстве этой мягкой мебели не обошлось! «Хорошо хоть, что не „Made in China“»! – подумал он.

Хмыкнув, уселся в кресло лицом к недавно повешенному на стену портрету. И снова почувствовал, как начали его тянуть вниз силы притяжения сна. Не дал себе зевнуть. Открыл глаза пошире. Уставился что было сил на господина Кравеца. И вдруг показалось, что дрогнула в его пальцах сигара. И взгляд его ожил. Ожил и засветился страхом. Взгляд его остановился над головой Клаудиюса. Нет, он смотрел за его спину! Клаудиюс обернулся и уперся взглядом в спинку кресла, возвышающуюся еще на сантиметров тридцать над его головой. Справа и слева закрывали его мягкие, вогнутые вперед боковины кресла. Они, должно быть, тоже пуленепробиваемые…

И тут что-то тихонько скрипнуло и прошелестело. Клаудиюсу привиделось, будто господин Кравец от ужаса вжался спиной в свое коричневое кожаное кресло. А взгляд его, прикипевший к чему-то, находящемуся за спиной Клаудиюса, оставался неподвижным.

И шорох вновь почудился Клаудиюсу. Шорох за спиной его кресла.

Сам Клаудиюс тоже вжался в спинку, оторвал ступни от паркетного пола, замер, обледенел.

Слева словно вышагнула из-за бордовой боковины Ингрида.

Перепуганный удар сердца бросил кровь Клаудиюсу в голову.

– Ты с ума сошла! – выдохнул он. – Так пугать!

– Я тебя не пугала! – спокойно произнесла она. – Пойдем в дом, пока все горячее! Мне тут больше не нравится.

Он поднялся с кресла.

– Мне тоже! – сказал.

– Знаешь, – продолжил он, когда они уже шагали по мокрой от недавно пролившегося дождя аллее к своему домику из красного кирпича. – Эти кресла – пуленепробиваемые! И все сделаны в Англии!

– Ты знаешь, что это значит? – спросила Ингрида.

Клаудиюс пожал плечами.

– Он собирается сюда приехать, – продолжила она свою мысль. – Приехать или переехать…

– Зачем? И без него здесь неплохо, – прошептал уже полностью отошедший от испуга Клаудиюс.

Наклонился Кукутис к своей деревянной правой ноге, штанину широкую поднял и вытащил железную фляжечку с вензелем Витаса, посмотрел на вензель, кивнул ему уважительно! «Спасибо, Витас!» – сказал и глоток сделал. Полилось бренди с густым, нежно щипающим горло вкусом вниз, в те части тела, через которые алкоголь в кровь попадает.

И на губах остался густой приятный вкус темно-коричневого цвета. Потому что у каждого яркого вкуса яркий цвет есть. Иногда он совпадает с цветом напитка или еды, иногда нет.

«Вот у морковки вкус серебристо-белый, а сама она красная, – размышлял неспешно Кукутис, все еще смакуя бренди на языке. – А у черной редьки, если ее хорошо через терку протереть, вкус сердито-желтый, наглый. А вот у шампанского почему-то вкус совершенно бесцветный».

Наверное, поэтому Кукутис шампанское не любил. Не то что хороший французский коньяк! Особенно тот, как его… В бутылке, похожей на графин…

– Was wollen Sie Herr? – как команда офицера прозвучала немецкая речь над головой Кукутиса. И все мысли и воспоминания, только что баловавшие его, спрятались. Будто испугались.

Поднял Кукутис голову, посмотрел на строгого и пожилого официанта, на его офицерскую выправку, прочитываемую в плечах и в том, как он свой костюм носил и голову держал.

– Чего я хочу? – сам себе перевел Кукутис вопрос на литовский.

Оглянулся по сторонам. Понял, что в пивную кнайпу зашел и за крайний столик в углу у огромного камина присел. Увидел, что другие клиенты пиво пьют и сосиски с горячей кислой капустой едят. Остановил взгляд на жующих губах ближайшего к нему немецкого бюргера, прилично одетого и забывшего изменить выражение лица на «не рабочее».

– Sauerkraut[11], – четко произнес Кукутис, тоже сделав излишне серьезное лицо. – Und Bier![12]

– Und Wuersthen?[13] – слегка обиженно спросил официант.

– Ja, Ja, – закивал Кукутис. – Zwei oder drei! Mit Senf![14]

Пожилой официант важно улыбнулся.

– Ja woll, – сказал. – Naturlich, mit Senf![15]

И ушел.

Сытым вышел Кукутис из немецкой пивной кнайпы. Вышел и на улице остановился, оглянулся на двери, из которых вышел, на вывеску над ними. Странно, что зашел он сюда, а теперь не мог вспомнить как? То есть вышел, как вошел. Только ведь человек сначала видит, куда его тянет, а потом заходит. А тут совсем наоборот получилось. Вышел и только оглянувшись, понял: откуда. Над зеленой дверью, большую часть которой занимал квадрат затемненного стекла, основательными черными буквами, явно через трафарет поверх бледно-салатового фона, намазано было слово «Leipzig», а выше на таком же фоне тоже под трафарет на две строчки разбитое название пивной кнайпы – «Tatort»[16]. И справа от него несколькими черными линиями загадочное мужское лицо в шляпе.