— Я тебя уверяю, я совсем не так равнодушен, как тебе кажется. А теперь, прошу тебя, уходи, слышишь, уходи!..

— Постарайся…

— Пожалуйста, уходи.

* * *

— Она сидит в машине, около дома, — сказал Блейз. — Ну, не совсем около дома, за углом.

— Интересно, почему это не около дома? — спросила Эмили. — По-моему, ты меня просто дурачишь.

— Я подумал, так лучше… На всякий случай, вдруг ты не…

— Мог бы предупредить.

— Я и предупредил! Я же три раза повторил тебе по телефону.

— А я тебе не поверила. Думала, это розыгрыш.

— Розыгрыш?

— Значит, ты ей все-таки сказал. Бедная миссис Флегма. И как она приняла новость?

— Великолепно.

— Бедная великолепная миссис Флегма.

— Я хотел сказать, она не устраивала никаких сцен, она все поняла. И она не требует, чтобы я тебя бросил.

— Как мило с ее стороны.

— Эмили, — сказал Блейз. — Не надо так. Помоги мне. Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, помоги.

— И что, по-твоему, я должна делать? — спросила Эмили. — Прыгать от радости, что она отнеслась к тебе с полным пониманием и не требует развода? Разве мне это что-то дает? Ничего.

— Она хочет с тобой познакомиться. Ты не думай, она не держит на тебя зла. Конечно, для нее это был жестокий удар, но она изо всех сил старается…

— А я не хочу с ней знакомиться. Не хочу смотреть в ее самодовольное лицо, понятно? Мне это не интересно. Ты понял меня? Не интересно!

— Но я ее уже привез…

— Как привез, так и увезешь, я ее не приглашала. Я девять лет ее ненавидела, девять лет желала ей смерти. И вот теперь ты соблаговолил наконец во всем признаться — а она, насколько я понимаю, тебя простила. И что это для меня меняет? Ничего. Ты просто отобрал мой козырь, вот и вся разница. Раньше я могла тебе пригрозить, что все ей расскажу. Радости мне, правда, от этого не было никакой, разве что полюбоваться иногда, как ты в штаны наложишь со страху, — но хоть это. Ты лишил меня маленького удовольствия — вот и все. Хотя нет, не все. Я вижу, ты чертовски доволен тем, как все обернулось, прямо раздулся весь от важности. В зеркало сегодня не заглядывал? Лоснишься как обожравшийся кот. Она, видите ли, его простила, а он на радостях опять в нее влюбился, он просто счастлив! Счастлив он, черт побери!.. — Эмили с силой размахнулась — стакан хереса, дрожавший все это время в ее руке, полетел в камин, осколки брызнули во все стороны. Глотая сердитые слезы, она на миг отвернулась — а когда повернулась обратно, увидела стоявшую в дверях Харриет.

Даже спустя много лет эта минута всплывала в памяти Эмили Макхью с необыкновенной ясностью. В жизни бывают моменты великого откровения, когда глубинные, давно, казалось бы, закаменелые и омертвевшие чувства вдруг сдвигаются со своих мест и «прыгают как овцы», будто горы из псалмов Давидовых,[16]и человек, словно прозревший от вспышки молнии, постигает этот новый изменившийся пейзаж. Коротко говоря, Эмили вдруг осознала, что она не может ненавидеть Харриет. Или, во всяком случае, что с проблемой «ненавистной миссис Флегмы» покончено и что на смену ей пришла какая-то новая, совсем иная проблема. С изумлением прислушиваясь к себе, Эмили поняла, что ей стыдно, потому что она виновата перед Харриет. Да, именно так: в присутствии законной жены Блейза она почувствовала себя виноватой и пристыженной.

Харриет, с пунцовым напуганным лицом, одетая в легкое длинное белое пальто с поднятым воротом, застыла в дверном проеме. Ее длинные волосы, темные, но словно светящиеся изнутри, были скручены в тяжелый низкий узел. Шелковый голубой шарф, завязанный бантом, съехал чуть набок. Высокая, полноватая, старомодная до нелепости, она показалась Эмили героиней из какой-то другой эпохи, и трудно было понять, как они обе, такие разные, могут существовать в одном и том же историческом времени. Но, возможно, Эмили и не пыталась это понять. Поглощенная своей несообразной, неведомо откуда взявшейся виноватостью, она задумчиво разглядывала гостью.

— Простите меня, — проговорила Харриет, глядя на Эмили почти умоляюще. — Простите.

— Принеси совок для мусора, — бросила Эмили Блейзу. Блейз отправился на кухню за совком.

— Понимаете, — начала Харриет, обращаясь к обоим, из-за чего ей, как судье на теннисном корте, приходилось крутить головой то вправо, то влево. — Я просто не могла дожидаться в машине. Блейза я не догнала, но успела заметить, в какую дверь он вошел. Собиралась подождать на улице — но не выдержала. А сюда вошла вот только сейчас, — добавила она, тем самым ясно давая понять, что вошла не только сейчас.

Блейз вернулся из кухни с совком и щеткой и, согнувшись над камином, начал неумело сгребать в совок осколки покрупнее.

— Оставь это и убирайся ко всем чертям, — сказала Эмили, забирая у него совок. — Сиди в своей вонючей машине и жди.

— Может, лучше… — начал Блейз.

— Нет. Она пусть остается, а ты убирайся.

Блейз колебался. Повисла напряженная пауза, все трое молча смотрели друг на друга. Наконец Харриет догадалась шагнуть в сторону, и Блейз, словно очнувшись, направился к выходу. Две женщины, мимо которых он прошел не глядя, остались наедине.

— Думаю, раз уж вы здесь, мы можем перекинуться парой слов, но потом вы уйдете, — быстро проговорила Эмили. — Я не собиралась с вами встречаться, это ваша идея — не слишком удачная, на мой взгляд.

Эмили стояла, широко, по-хозяйски расставив ноги, глядя на свою гостью снизу вверх. Ей по-прежнему было стыдно, но, во всяком случае, она уже успокоилась. Руки ее были сжаты в кулаки, и вся она была словно цельнолитая, словно выплавленная из какой-то очень упругой стали. Чувствуя себя несгибаемой и в то же время гибкой и молодой, она радовалась тому, что может уверенно и спокойно произносить какие-то слова, но понятия не имела, что ей делать и что говорить дальше.

— Простите, — снова сказала Харриет. — Я, наверное, помешала. Надеюсь, вы не думаете, что я… Блейз ведь успел сообщить вам, что мне уже все известно? Для меня это было большое потрясение.

— Какая жалость. — Эмили заложила сжатые в кулаки руки за спину. Не сводя глаз с Харриет, она принялась раскачиваться с пятки на носок. Теперь она была довольна, что напялила с утра свою самую старую водолазку. В первую минуту, когда Блейз сказал ей, что привез Харриет, она чуть не бросилась переодеваться.

Взгляд Харриет блуждал по комнате, перебегая с одной вещи на другую. Простенький сервант без одной дверцы, оконное стекло с длинной трещиной, кресло с подранной обивкой, пятно на ковре. Ричардсон, свернувшийся в старой коробке из-под обуви.

— Вот-вот, смотрите как следует, — сказала Эмили.

— Не сердитесь на меня. — Харриет уже переключилась на Эмили и теперь изучала ее с тем же откровенным любопытством, с каким только что разглядывала Ричардсона. — То есть, конечно, моей вины тут нет, но я хорошо понимаю, сколько вам пришлось выстрадать. Я знаю, Блейз вел себя нехорошо по отношению к вам, он мне все рассказал.