— Им было бы так же обидно, как нам, — сказал он, в последний раз обойдя комнату по периметру и указав на лежащего в саркофаге мертвеца.

— Только они об этом уже не узнали, — Инэрис устало прислонилась к его плечу, а Дезмонд обнял её одной рукой.

Инэрис подняла на него глаза и встретилась со взглядом усталых карих глаз.

— Это закономерно, — сказала она наконец. — Последние идиоты умирают в борьбе с пустотой.

— Помолчи, — попросил Дезмонд тихо.

Инэрис замолкла и замерла, будто пришпиленная к камню этим неожиданно пронзительным взглядом, а через секунду поняла, что она уже не сидит, а лежит на холодной плите, сильное тяжёлое тело снова вдавливает её в землю, а руки Дезмонда уже сдирают с неё скафандр, абсолютно бесполезный теперь.

Инэрис выругалась и вывернула руку из рукава, помогая Дезмонду, а затем прильнула к всем телом к скользкому пластику его скафандра. Ощущение было никаким — будто касаешься резиновой куклы, и она сама ухватилась за ворот скафандра Дезмонда и принялась стаскивать его с плеч.

Перекатилась, заставляя Дезмонда оказаться внизу, и впилась поцелуем в едва оказавшуюся на свободе ключицу.

— Всегда хотела тебя поиметь, — прошептала она, покрывая поцелуями грудь, а руками помогая Дезмонду стащить скафандр до конца.

— Та же беда, — Дезмонд каким-то образом повалил её на спину, и Инэрис развела ноги, позволяя ему оказаться между своих коленей. Обхватила за спину и притянула к себе так тесно, как только могла. Потёрлась всем телом и вдохнула глубоко — уже не запах тления, а запах пота и амбры.

Она застонала, когда пальцы Дезмонда проникли между её бёдер и вошли внутрь — грубо, до боли, хотя тот и старался смягчить проникновение как мог.

— Не так, — Инэрис оттолкнула его, снова повалила на спину и, поймав руки Дезмонда, завела их за голову, пришпиливая к полу, а затем насадилась одним резким движением, болезненным настолько, что захотелось взвыть.

— Сумашедшая, — прошептал Дезмонд и попытался снять её с себя, но смог только повалить на пол, потому что Инэрис продолжала держать его мёртвой хваткой.

— Быстрее. Пока живы.

Слова Инэрис пронзительной волной прошли по телу Дезмонда. Он поймал её губы, заставляя замолчать, и задвигался прерывисто, вонзаясь с каждым ударом до предела и вырывая болезненный стон, но стоило ему оторваться от губ любовницы, как он услышал бесконечный шёпот, повторявшийся раз за разом:

— Ещё! Ещё! Ещё!

Инэрис впилась ногтями ему в ягодицы, вбивая внутрь себя, а Дезмонд уже не мог думать, почему и зачем. Его охватило опьянение, какое не охватывало ни с одной женщиной, какое он чувствовал лишь однажды, когда оказался преданным и брошенным всеми. Он взвыл, вбиваясь сильнее, и Инэрис застонала, почти закричала под ним, а через секунду раздался треск, будто треснуло сухое дерево.

Оба подняли глаза на звук, мгновенно трезвея, и увидели, как гигантская каменная плита, расколовшись, расползается в стороны.

Инэрис выругалась, в который раз за день, вывернулась из объятий Дезмонда и, подхватив костюм, рванулась к открывающемуся входу, из которого уже вовсю хлынула вода.

Дезмонд скользнул за ней, и они оба успели преодолеть проход раньше, чем новая глыба упала на освободившееся место, а затем изо всех сил рванулись вверх.

Глава 20. Последние открытия

Первым, что увидела Инэрис, когда проснулась, был дощатый потолок каюты, раскачивающийся у неё над головой.

Чувствовала она себя пренеприятно — казалось, что качается не только потолок, но и весь мир.

Инэрис перегнулась через край кровати и, увидев заботливо оставленный кем-то металлический таз, поделилась с ним своими переживаниями — а затем снова рухнула на подушки и попыталась сосредоточиться на событиях, предшествовавших потере сознания.

Вначале она вспомнила глыбу и криоцентр.

Потом Дезмонда и свои предсмертные фантазии.

— Чёрт… — вымолвила Инэрис и застонала, а затем осторожно пошевелилась, проверяя, всё ли цело у неё внутри.

Цело было явно не всё, но обдумать этот факт она не успела, потому что дверь скрипнула, и на пороге показался Нолан — мрачный, с покрасневшими глазами и лёгкой рыжей щетиной на щеках.

— Жива? — спросил он.

— А то. Где Дезмонд?

— В соседней каюте.

Инэрис закрыла глаза и выдохнула с облегчением.

Воспоминания приходили по одному. Она не могла уловить, в какой момент и почему раскололась глыба, но помнила, как потом рвало лёгкие болью, когда она пыталась всплыть на поверхность, минуя тяжёлые, давившие со всех сторон толщи воды. Море выдавливало её, и только в этом Инэрис видела свой шанс — а ещё в том, что едва лёгкие запылали огнём, вдали замельтешил свет, и Инэрис увидела вдалеке круглый силуэт батискафа.

— Спасибо, — сказала она, всё так же не открывая глаз.

— Честно говоря, не за что, — Нолан усмехнулся. — Я прождал вас два часа, а потом не выдержал и стал спускать батискаф. И… я увидел.

Нолан замолчал.

Инэрис приоткрыла один глаз, вглядываясь в его лицо.

— Увидел что?

— Тот мир, о котором ты говорила.

Нолан отвернулся.

— Знаю, это не делает меня одним из вас. Но ты так уверена, что я не пойму. Что никто не поймёт… Ты высокомерна, Инэрис. В глубине души ты в самом деле считаешь себя одной из богов. Но вы просто люди, — Нолан легко улыбнулся, одним только краешком губ. — Люди, которые не могут создать эликсир.

Инэрис застонала и запрокинула голову на подушки, открывая взгляду Нолана белоснежное горло.

— О нет, Нолан, высокомерен ты. Ты — потому что ты уверен, что значение имеет лишь то, что ты сделал, то что ты узнал. Но я не буду с тобой спорить. Я хочу подышать воздухом, ты поможешь мне?

Нолан кивнул и протянул Инэрис руку, помогая встать. Та нащупала босой ногой сапоги и натянула их один за другим. Всё вокруг продолжало раскачиваться и танцевать, но Инэрис не сомневалась, что это пройдёт.

Они вышли на палубу. Стояла ночь — ясная и безлунная. Запрокинув голову, Инэрис посмотрела наверх и увидела звёзды, почти так же близко, как если бы смотрела сквозь лобовое стекло корабля.

— Они теперь не летают в космос, — сказала она задумчиво и усмехнулась.

Нолан не понял, но Инэрис и не надо было в этот миг, чтобы кто-то её понимал.

— Ты иди, — попросила она. — Я посижу тут.

Нолан кивнул и скрылся в темноте, а Инэрис опустилась на скамью, на которой провела уже много дней, вглядываясь в горизонт. Потом подумала, забралась на неё с ногами и снова уставилась на небо.

Она лежала на спине и думала о том, каким было это небо