– Она цела, сильна и перед дорогой хорошенько поела. – Генерал поспешил утешить собеседницу. – А как вы оказались в храме? Вас же везли во дворец.

– Меня освободил предводитель Лю.

Улыбка, с которой Тьян Ню помянула чужого мужчину, Юну совершенно не понравилась.

– Пэй-гун? Крестьянин из города Фэн, кажется? Что-то я такое слышал… – сморщил породистый нос генерал.

– Да-да, он замечательный человек, – радостно защебетала небесная дева. – Милосердный и такой отважный.

Сян Юн невольно скрипнул зубами.

– Ой! Вам больно? Где? – всполошилась Тьян Ню, решив, что подопечный случайно растревожил свои раны.

– Вот тут. – Юн ткнул пальцем в грудь и зашипел от боли уже по-настоящему.

«Ладно-ладно, поглядим, что это за Пэй-гун такой, познакомимся поближе. Потом!» – подумал было он, но девушка взялась поправлять повязку на груди, решив, что та слишком туго завязана. Ради ее заботливых прикосновений Сян Юн великодушно согласился на время отодвинуть в сторонку разбушевавшуюся ревность. Тем паче пахла Тьян Ню так приятно. И отчаянно хотелось попробовать на ощупь ее удивительного цвета волосы – не черные и не белые, а нежнейшего оттенка пера с шеи дрофы. Наверное, они такие же мягкие.

«Не знаю, сохранился ли храм Нюйвы или прошедшие века стерли даже память о нем, но это было чудесное место. Святое, если угодно. И если бы судьба сжалилась надо мной, то я бы хотела навсегда остаться там – в тишине, звенящей от близости Небес».

(Из дневника Тьян Ню)

«Я думаю, если бы Господь даровал людям умение летать, то мы бы избежали множества бед. А так нам, бескрылым, только и остается, что полагаться на удачу и здравый смысл, а в отсутствие того и другого – на веру в чудо».

(Из дневника Тьян Ню)

Тайвань, Тайбэй, 2012 г.

Ин Юнчен

К ужину матушка расстаралась. Чего только не было на столе: и ветчина в меду, и угри в перечном соусе, и нарезанные соломкой побеги молодого бамбука, и тонкая, почти прозрачная лапша с овощами. Глядя на это изобилие, Ин Юнчен даже как-то испугался. В его холостяцких апартаментах кухня по назначению использовалась от силы раза два в год, и от таких роскошеств он отвык.

Но госпожа Ин его смущения не заметила – она явно пребывала в приподнятом настроении. Что-то напевая себе под нос, женщина ставила перед сыном все новые и новые кушанья. Вскоре Ин Юнчен почувствовал, что если съест еще что-нибудь, то просто лопнет.

Отец, приехавший домой незадолго до ужина, смотрел на это с веселой нежностью и многозначительно поводил в сторону парня бровью: давай, мол, налегай! Мужик ты или так, притворяешься?

И Юнчен самоотверженно ел: опечалить матушку и стать мишенью для отцовских насмешек ему не хотелось. К тому же в их семье за ужином важных дел не обсуждали – а, судя по одухотворенным родительским лицам, допрос ему, наследнику семейного состояния, предстоял нешуточный. «Кто она? – словно звезды вспыхивали и гасли в глазах госпожи Ин вопросы. – Из какой семьи? Чем занимается? Как вы встретились?»

Ни на один из этих вопросов Ин Юнчену отвечать отчаянно не хотелось. По крайней мере пока. Очень уж хорошо он помнил, какую опасную и неожиданную информацию обнаружил в попытках отыскать телефонный номер своей сбежавшей принцессы. Стоило ему лишь заикнуться о том, кто приходится отцом Сян Джи, – и ссоры бы не избежать. В его семье имя этого человека если и произносили, то с холодным, сдержанным, негодующим неодобрением. А уж если откроется правда о том, как и где они с девушкой познакомились…

Парень мрачно посмотрел на запеченного в соли цыпленка, прикидывая, справится ли еще с одной порцией, и в этот самый момент его отец отодвинул от себя тарелку, открыл бутыль с рисовым вином и внушительно откашлялся. Серьезный разговор официально начался.

– Ну что, сын, – веско вопросил глава семьи, надуваясь от радости, – мать мне все рассказала. Когда же свадьба?

Ин Юнчен оцепенел.

– Свадьба?

– Поначалу, знамо дело, девушку свою нам покажешь, а мы, значит, поглядим, что за птичка нашему Юнчену сердце склевала, – поблескивая глазами, сообщил отец. – Но ты у нас парень толковый, так что я тебя неволить не буду, даже если она из простых окажется. Мы-то ведь и сами не князья, а, мать?

«Как же, из простых! – внутренне заскрипел зубами неожиданно угодивший в ловушку Ин Юнчен. – Если бы! Мечты, мечты!»

– Зовут-то ее как? – подался вперед довольный родитель. – Эх, давно тебя обженить надо было, мы с матерью сколько лет и так и сяк прикидывали, а ты ж вон и сам ловок оказался!

– И так и сяк? – чувствуя себя попугаем, повторил парень.

– В прошлый раз, – налив себе вина, прогудел хозяин дома, чуть помрачнев, – что уж там таить, нехорошую мы тебе пару выбрали. Да и не только тебе…

Госпожа Ин чуть опустила глаза, и на несколько мгновений за столом воцарилась тишина – хоть со смерти младшей дочери прошло уже десять лет, горевали по ней в семье все так же сильно. Но долго молчать отец не стал – в один присест осушив чашечку с вином, он почти сразу же радостно заулыбался.

– Вот и ждали мы, – хлопнув широкой ладонью по столу, возликовал патриарх, – пока ты сам сподобишься! Погулять-то ведь мужчине надобно, но всему свое время. Но дождались же! Эх!

– Папа, – осторожно вмешался Юнчен, – постой, э-э-э, но…

– Влюбился! – не слушая его, воскликнул отец и поднялся из-за стола. – Хо-хо-хо! Вот же праздник, а, мать?

Госпожа Ин улыбнулась смущенно, как девочка, и счастливыми глазами глянула на сына. Ин Юнчен открыл и сразу же закрыл рот. Сказать ему было нечего.

– В выходные чтоб нам на показ привел красавицу свою! Она красавица ведь, а? – удаляясь в направлении веранды, приказал глава семьи. – А потом и думать нечего – женитесь! Чего со свадьбой тянуть, раз ты кого себе по душе нашел. А там, глядишь, и внучата пойдут! В выходные, ты меня слышишь, Юнчен?

Парень неверящим взглядом проводил отца. Когда его шаги и громоподобное «хо-хо-хо» утихли, Ин Юнчен повернулся к матушке. Она сидела, аккуратно сложив на коленях руки.

– Мы так ждали, сын, – дрогнувшим голосом прошептала женщина. – После того, как девочка наша… после того, как она… ты один ведь у нас остался. И вот теперь такое счастье! Прав отец – приводи любимую свою, мы уж ее не обидим. Да?

И тут Юнчен понял две вещи. Первая – надо бежать. Вторая – бежать некуда. И поэтому к выходным надо будет ему представить родителям «птичку, что склевала его сердце». Говорил же Конфуций: даже если вы раздосадованы в душе, родителям недовольства своего не выказывайте. Что бы там ни болтали о нем друзья, враги и случайные любовницы, сыном он был почтительным.