Она сжала пальцы в кулак, как делала в детстве перед экзаменом, молясь про себя, чтобы все закончилось благополучно. Вот на трассу вылетели после пит-стопа болиды лидеров и, разумеется, оттеснили Егора…

— …Дорогие друзья! Вы видите, как отчаянно борется наш пилот. Вот сейчас он произвел рискованный маневр: совершил слип-стрим, то есть, догоняя болид Барикелло, попал в воздушный мешок, в зону пониженного давления. Это значит, что машина Егора испытывает сейчас меньшее давление набегающего воздуха. Он как бы за спиной Барикелло. Нужно немедленно обгонять, пока тот… Ура! Обошел!! Ах, молодец! Как красиво идет! А ведь он впервые участвует в «Формуле» — конечно, все вы об этом знаете, но я не могу удержаться, чтобы еще раз не отметить этот факт! Так же как и замечательный выбор господина Соболевского, сделавшего ставку на Егора Калашникова. Впрочем, тьфу-тьфу, как говорится… Однако еще несколько минут — и мы узнаем имя победителя…

Аркадий Яковлевич поднялся, неслышно ступая, прошел к застекленным дверям спальни.

Лелька сидела по-турецки среди шелковых простыней на огромной, как аэродром, постели почти вплотную к телевизору, подавшись вперед от напряжения. Лицо ее было бледным, губы закушены, крепко сжатые кулаки белели костяшками пальцев.

Так же неслышно он отступил назад, вернулся в гостиную. Прошло два месяца, ему казалось, она успокоилась…

— Итак, дорогие друзья, еще один этап «Формулы» завершен. Его победитель, Кими Райкконен принимает поздравления. Но и мы с вами можем поздравить друг друга: российский пилот, Егор Калашников, пришел шестым и принес четыре очка команде «Маньярди». Кстати, первый пилот этой «конюшни», немец Хейтель, вообще не попал в очковую зону — пришел одиннадцатым…

Соболевский снова подошел к дверям спальни, распахнул их, предусмотрительно кашлянув. Олеся подняла на него отрешенный взгляд.

Он зашел, аккуратно притворил дверь, не спеша начал распускать шелковый шнур халата.

На экране сияло белозубой улыбкой счастливое лицо Калашникова, стоявшего возле своего болида. К нему бежали репортеры, болельщики. Какая-то юная женщина с цветами. Должно быть, фанатка. Олигарх щелкнул пультом, лицо Егора исчезло. Олеся перевела на него глаза, которые от ненависти стали светло-серыми, прозрачными, как лесная речка.

— Ну что ж, похоже, мы не ошиблись в выборе, партнер, — не реагируя на этот взгляд, спокойно произнес он, бросая халат на пол. И, опрокинув женщину навзничь, добавил: — Мне кажется, мы должны это отметить.

Олеся лежала под ним стиснув зубы, из уголка глаза выползла слеза, потекла по щеке.

Впрочем, его такие мелочи больше не заботили.

Они вошли в небольшой, уютный зал ресторанчика. На столах горели свечи в высоких бронзовых подсвечниках, выхватывая из полумрака круглые столики, покрытые длинными бархатными скатертями, поверх которых хрустели другие — белоснежные, придающие торжественность всему убранству. Егор вел под руку свою даму. Селин, в открытом вечернем платье, с неброским, но эффектным макияжем, казалась старше и, безусловно, красивее.

Она, уже не скрываясь, пригласила Егора отпраздновать его успех в этом баре, где вечерами выступала в качестве певички. Вернее, пригласил-то ее он, а она предложила этот вариант, заверив, что у них лучшая в городе кухня и высокого класса обслуживание.

— И вообще, шери, меня там знают, нам будет хорошо.

Действительно, им радостно, что называется как родным, улыбались и старик швейцар, и секьюрити Пьер и Поль, и официанты.

Высокий метрдотель, мсье Филипп, лично провел их к столику, где в серебряном ведерке покоилась бутылка шампанского, положил перед ними карты меню.

— Предлагаю доверить выбор мне. — Селин вскинула на него глаза, оттененные длинными ресницами.

— Нет возражений, — глупо улыбался Егор, любуясь и ресницами, и подкрашенными губами, и точеными открытыми плечами, ямочками под чуть выступающими ключицами.

— Ну-с… — очень по-русски пропела Селин, — тогда так: моллюски жан-жак с трюфелями. Ты ведь еще не пробовал трюфели, верно? Позор! Больше. по-лугода жить во Франции и не знать вкуса этих грибов! Но это моя вина, я тебя не угощала. Что ж, теперь исправим ситуацию. Дальше… Карпаччо из копченой оленины. Тебе понравится. Да, еще жареные каштаны, как же я забыла?! Ну и омар. А потом сыры. Десерт выберем позже. Пожалуй, все. Хорошо?

— Конечно!

Ему было и так хорошо с ней, безо всяких этих изысков. Но безусловно, хотелось отпраздновать победу в торжественной обстановке. Его результат в «Маньи-Кур» назвали успехом даже чванливые французские журналисты. А уж звонкам и телеграммам из Москвы не было числа. Звонили родители, мать плакала в трубку. Позвонила Катюха с компанией своих приятелей. Поздравил, разумеется, и Соболевский. Пришла весьма напыщенная, патетическая, как соната Бетховена, телеграмма от Сомборской. Насколько он знал, красавица осталась при своем спонсоре, а подписалась «твоя навеки». Смешно…

Поздравил и Берцуллони, но как-то без воодушевления. Не ожидал такого расклада: его любимчик Хей-тель уступил Русской петарде.

Но в общем, все складывалось хорошо! Даже очень. Первый серьезный успех. Вкус настоящей борьбы с сильнейшими гонщиками мира, где он показал себя вполне достойным соперником. Так что не так страшен черт…

Он вдруг проснулся знаменитым, пока, правда, в пределах маленького французского городка, но лиха беда начало… Его стали узнавать на улицах. Прохожие останавливались, говорили приятные пустяки. Мужчины жали руку. Женщины кокетничали. Он становился популярным. Вот и любимая девушка рядом, сидит напротив, озаряя все вокруг синими очами…

Принесли закуски. Егор вдруг осознал, что голоден. С удовольствием поедал нежнейшее мясо морских гребешков в хрустящей золотистой ореховой панировке. А вот знаменитые французские грибы не произвели впечатления — белые из средней полосы России куда как вкуснее. Но, дабы не обидеть Селин, он нахваливал и трюфели. Зато копченая оленина — это действительно было безумно вкусное и очень красиво оформленное блюдо. Тончайшие ломтики темно-красного мяса были обложены кубиками сладкого перца и ромбиками сыра пармезан. Да, знаменитая французская кухня — ей нет равных!

Он поднял бокал:

— За тебя, Сашенька! Ты даришь мне Францию, которую я никогда бы не узнал. Я люблю тебя!

— А я — за тебя! Я так волновалась, так переживала. Мне так хотелось, чтобы ты заявил о себе. И ты это сделал! Ты молодец! Я тобой горжусь!

Они пили, с удовольствием ели, болтая всякую чепуху, смеясь, радуясь вкусной еде, пузырькам шампанского, друг другу…

Вечер набирал обороты, ночной ресторанчик заполнялся публикой. Степенные пожилые пары, влюбленные, компании молодежи… На помосте появился небольшой оркестр: два скрипача и контрабас. С ними немолодой уже мужчина, тот, что пел для публики в очередь с Селин. Тихо вступил саксофон. Мужчина низким, приятным голосом завел что-то из репертуара Дассена.