Анника встала и подняла тарелку. Она уцелела, чего нельзя было сказать об остатках еды.

— «Красавицу и Чудовище», — сказал Калле и спрыгнул со стула.

— Нет, — отрезала Анника, чувствуя, как запылали ее щеки. — Только не это!

Дети, широко раскрыв глаза, уставились на мать.

— Но этот фильм нам подарила бабушка, — сказал Калле. — Тебе не нравится «Красавица»?

Анника подавила дурное настроение и наклонилась к деткам.

— «Красавица и Чудовище» на самом деле очень плохой фильм, — сказала она. — Он нам лжет. Чудовище захватило в плен Красавицу и ее папу, оно мучило их, оно их похитило и всячески тиранило. Вы думаете, что это хорошо?

Дети дружно покачали головой.

— Вот именно, — сказала Анника. — Но все же Красавица полюбила Чудовище. Она знала, что если по-настоящему крепко полюбит, то спасет его.

— Но это же хорошо, — сказал Калле, — что она спасла его.

— А зачем ей было это делать? — спросила Анника. — Зачем было спасать Чудовище, которое только и занималось тем, что мучило ее и грубо с ней обращалось?

— Но если оно стало очень милым в конце? — сказал Калле, и его губы дрогнули от воспоминания.

Анника в смятении посмотрела на мальчика. Эллен, ничего не понимая, переводила взгляд с брата на мать. Анника наклонилась и обняла сына.

— Ты очень хороший и добрый, — шепнула она ему. — Ты не можешь понять, как человек может быть плохим и злым. Но на свете есть злые люди, и их невозможно исцелить любовью.

Она погладила Калле по волосам и поцеловала в щеку.

— Можете посмотреть «Мио, мой Мио».

— Он такой страшный! — воскликнула Эллен. — Ты должна смотреть его с нами.

— Ну, тогда «Птичку»?

— Да-а-а!

Через тридцать секунд после того, как Анника нажала кнопку видеомагнитофона, со дна ее сумки раздался телефонный звонок. Схватив сумку, она бросилась с ней в спальню, закрыла за собой дверь и вывалила содержимое на неубранную кровать. Зарядное устройство проводом потащило за собой один из блокнотов.

В трубке раздался голос К:

— Я просмотрел цитаты, о которых вы говорили.

Анника выудила из кучи блокнот и ручку.

— И что? — спросила она и опустилась на пол, упершись в спинку кровати.

— Чертовски странное совпадение, — сказал он. — Слишком странное, чтобы поверить в его случайность.

— У вас есть что-нибудь еще, что может связывать эти три убийства?

На другом конце провода послышался глубокий вздох.

— Нам пока мало что известно, но в способах убийства нет ничего общего. Все они осуществлены абсолютно по-разному. Мы поискали сведения об убитых и не нашли между ними никакой связи. У нас нет даже отпечатков пальцев.

— Только письма?

— Только письма.

— И какие выводы вы из этого сделали?

Снова послышался вздох.

— Человек из Эстхаммара был убит. Это мы установили точно. В него стреляли с расстояния не меньше одного метра. В такой ситуации он просто физически не мог сам нажать на спусковой крючок винтовки. Естественно, существует связь между убийством мальчика и журналиста, но мы не нашли их связи с политиком из Эстхаммара. Парень видел, как машина переехала газетчика, а это классический мотив. Он мог опознать убийцу.

— Или он знал этого убийцу, — сказала Анника.

Комиссар помолчал.

— Почему вы это говорите?

Анника повертела головой и уставилась на ковер.

— Сама не знаю, — сказала она. — Наверное, это просто чувство, которое возникло у меня во время разговора с мальчиком. Он очень боялся и все время уходил от вопросов.

— Я читал отчет полицейского управления Лулео. Там ничего не сказано о том, что он чего-то боялся.

— Ясно, что он этого не сделал, он же просто защищался.

В трубке повисло скептическое молчание.

— То есть вы не думаете, что мальчик его знал, — сказала Анника, — потому что полагаете, что это сделал Рагнвальд.

Приоткрылась дверь, и в щель просунулась Эллен.

— Мама, он взял пульт и говорит, что не даст его мне.

— Извините, — сказала она комиссару, отложила трубку, встала и пошла за Эллен.

Калле, нахохлившись, сидел в углу дивана, прижимая к груди два пульта — от телевизора и от видео.

— Калле, — сказала Анника, — отдай Эллен один пульт.

— Не дам, — ответил мальчик. — Она все время нажимает кнопки и мешает.

— Тогда я заберу оба, — сказала Анника.

— Нет! — запищала Эллен. — Я тоже хочу пульт.

— Все, с меня хватит! — крикнула Анника. — Давай сюда эти чертовы пульты, и сидите молча, иначе я вас сейчас прогоню спать.

Она отняла у Калле пульты и вернулась в спальню, слыша за спиной обиженный рев Калле:

— Это ты виновата! Теперь у нас вообще нет ни одного пульта! Глупая коза!

Анника закрыла дверь и подняла с пола телефон.

— Рагнвальд, — сказал К.

— Сюп рассказал мне о Рагнвальде и разрешил писать о нем, о том, что он вернулся.

Комиссар коротко рассмеялся:

— Я пока не видел статьи.

— Она выйдет в завтрашнем номере, очень щепетильная история, скажу я вам. Сюп не так уж много мне сказал. Думаю, что вы знаете больше.

Комиссар не ответил.

— Много ли вы знаете? — спросила Анника. — Идентифицирована ли его личность?

— Сначала хочу сказать пару вещей, — ответил К. — Вы можете упомянуть о письмах, но не пишите, что в них были цитаты из Мао.

Анника записала это в блокнот.

— А Рагнвальд?

— Мы уверены, что он снова здесь.

— Зачем? Он вернулся, чтобы убить этих людей?

— Его не было больше тридцати лет, поэтому у него, наверное, были очень веские причины вернуться. Какие, мы не знаем.

— Он маоист-убийца?

— Это всего лишь обозначение. Слово. Плохо, что его нельзя использовать практически. Я не знаю, кто он. Может быть, он — маоист, но я не очень в это верю.

— Но ведь это он взорвал самолет на базе Ф-21?

— По некоторым сведениям, он был замешан в этом деле, но мы не знаем, был ли на месте преступления, когда прогремел взрыв.

— Как, собственно говоря, его зовут?

Комиссар К. поколебался.

— Вы получили от меня серийного убийцу, — ответила Анника. — Неужели я не могу получить от вас террориста?