Это была работа, или, правильнее сказать, пылающий костер, подобный тому, какой развели хозяева под ее начинанием — ТВ «Скандинавия». Это была неугасимая борьба за власть.

Сегодня семья владельцев, контролирующая крупнейшую сеть распределения фильмов в Скандинавии и, кстати, владеющая газетенкой Анники, сорвала переговоры, которые они вели с иностранными и отечественными кинокомпаниями. Были нарушены устные договоренности, лежавшие в основе раскрутки ТВ «Скандинавия». Все, одна за другой, начиная с половины девятого утра. Под праздник семья решила ударно поработать, напугав до смерти все независимые кинокомпании к северу от экватора.

Интересно, что будет дальше, думала Анна Снапхане, вглядываясь в сумрак полуприкрытыми глазами. Держится ли ее телевидение на жидкой глине или на зыбучем песке? Выбор небогат.

Ей сильно захотелось выпить, лучше всего лимонной водки, чтобы ощутить вату в голове, чтобы размякло и расслабилось все тело.

Но сначала надо забрать Миранду, подумала она и явственно увидела перед собой лицо Анники, вещающей что-то о преимущественных правах отца, вспомнила, как Мехмет вышел из себя, кричал, падал на колени, а потом, наконец, сел в машину и как безумный выехал на улицу и намертво застрял в сугробе в сотне метров от завода в Хеллерфорснесе.

«Нет, никогда», — подумала Анна и, не обращая больше внимания на ветер, направилась к входу в сад.

Густой детский запах, запах мокрой одежды окружил ее уже в дверях. Лестничная площадка была заляпана глиной, а поверх шкафчиков красовался бодрый призыв: «Ну-ка, быстренько разулись!»

Анна вытерла ноги о коврик, но, судя по его состоянию, это было бесполезно. На цыпочках она прошла в холл, где вдоль стен стояли синие металлические индивидуальные шкафчики, набитые детской одеждой, мягкими игрушками и рисунками, изображавшими отдых в деревне, дни рождения и вынос праздничных елок.

Анна перевела дух, негромко позвала дочь и в этот момент увидела эту женщину, стоявшую у входа на кухню.

Высокая, стройная, из-под палестинского платка видны длинные рыжие волосы, распущенные по плечам.

Анна растерянно заморгала.

Просто неслыханное средневековье — женщина в палестинском платке.

Женщина, увидев Анну, застыла на месте, в глазах ее промелькнула паника.

— Я… — заговорила она, собравшись с духом, — меня зовут Сильвия. Да, это я — Сильвия.

Она шагнула вперед и протянула руку.

Анна Снапхане принялась в упор рассматривать эту женщину, чувствуя, как в ней закипает злоба, закручивающая в узел желудок. Она не смогла заставить себя принять протянутую руку соперницы.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она, слыша в ушах глухое эхо собственного голоса.

У новой женщины Мехмета, его невесты, будущей супруги, будущей матери его ребенка, был довольно жалкий и подавленный вид.

— Я… должна была забрать Миранду, но она сказала, что ты…

— Теперь моя неделя, — отрезала Анна, удивляясь тому, что слышит свой голос как бы со стороны. — Зачем ты здесь?

Сильвия, Беременная Невеста, нервно облизнула губы, и Анна заметила, какие они чувственные, эти губы. Сильвия была красива, намного красивее ее, Анны. Ревность и злоба застилали глаза, острыми ножами кололи сердце, она была вне себя от гнева и чувства унижения, но в следующий миг поняла, что проиграет, если даст сопернице заметить свою слабость, если тотчас не восстановит самоуважение и уверенность в себе.

— Я, вероятно, ошиблась, — сказала Сильвия. — Я была уверена, что должна сегодня ее забрать. Я думала, что сегодня мой день.

— Ты все свои фразы начинаешь с местоимения «я»? — сказала Анна, резво отступила, обошла Сильвию, Красивую Беременную Невесту, и вошла на кухню, где услышала сердитый вопль: «Мама!»

Миранда бросилась в объятия матери с зажатым в кулачке огрызком яблока и липкими губами приникла к волосам Анны.

— Радость моя, — прошептала Анна, — чем же ты сегодня целый день занималась?

— Они хотели меня связать, но я вырвалась и как дракон полетела по улице до самой Лидингё.

Анна рассмеялась, девочка оторвалась от матери и пошла в раздевалку, не обратив внимания на мачеху. Обернувшись, девочка крикнула через плечо:

— Мы поедим где-нибудь, мама? Я хочу яичницу.

Анна подошла к Сильвии, которая по-прежнему загораживала проход.

— Мне можно пройти? — сдержанно спросила она.

— Я очень плохо себя чувствую, — сказала Сильвия, глаза ее наполнились слезами. — Я не понимаю, как я могла так ошибиться. Прости. Все дело… мне так плохо, меня все время тошнит.

— Сделай аборт, — сказала Анна.

Красивая Сильвия вздрогнула, как от пощечины, лицо ее вспыхнуло.

— Что? — спросила она.

Анна сделала еще шаг, подошла к Сильвии так близко, что задышала ей прямо в лицо.

— Самое противное, что я знаю, — это избалованные бабы, которые все время хнычут. Может быть, ты хочешь, чтобы я тебе еще и посочувствовала?

Элегантная Беременная Сильвия отступила на шаг и, широко раскрыв рот и глаза, отвернулась к кухонной двери.

Анна Снапхане прошла мимо нее, чувствуя, как пылает лицо, подошла к своей ненаглядной умнице дочке, которая, самостоятельно одеваясь, принялась болтать о тесте для блинов. Она взяла Миранду за руку и вышла с ней из сада, чувствуя спиной уязвленный взгляд Сильвии.

Анника пожарила рыбные палочки и натолкла картофельное пюре, чего никогда не делала, когда Томас был дома. Томас привык к добротной домашней пище, его мать всегда придавала большое значение качеству продуктов, но, боже мой, как же это, наверное, трудно! Семья Томаса владела продуктовым магазином. Нельзя, правда, сказать, чтобы дорогая свекровь надрывалась на работе в собственном магазине. Она лишь приходила туда и набирала то, что ей хотелось, не расплачиваясь и не внося записей в бухгалтерские отчеты. Понятно, что у нее была масса времени на готовку.

Томасу никогда не приходилось самому чистить картошку. Он не знал, что такое полуфабрикаты, и очень удивился, когда Анника пришла домой с пачкой равиоли.

Правда, его дети с большим аппетитом уплетали за обе щеки прессованную рыбу и пюре из картофельного порошка.

— Обязательно надо есть вот это, красное? — спросил Калле.

Ей придется старательно отмывать посуду от перца, который дети аккуратно сдвинули на края тарелок.

Анника сидела, чувствуя, как под ней горит стул. Ей предстояло еще по меньшей мере четыре часа напряженной работы.

— Нет, — сказала она. — Теперь можете посмотреть кино, если хотите. Какой диск мы возьмем?

— Ура! — закричала Эллен и с таким чувством взмахнула руками, что ее тарелка оказалась на полу.