– Нет, чуть-чуть не угадал, – хмыкнул Толстой, – но рядом, Лёшка, очень рядом. Ты квартирмейстерское начальство чаем поить совсем, что ли, не собираешься? Ну и не услышишь, значит, от меня всех последних новостей. К твоему другу Голицыну лучше пойду. Дед любит свежие сплетни из столицы послушать, а у меня они такие нынче! – и он закатил к потолку шатра глаза.

– Ого, однако, – покачал головой Алексей. – А я смотрю, у тебя зенки прямо какие-то приошалелые. Думал, может, хмельным где разжился и бахнул от души. Вам-то там, в верхних штабах, с большого устатку такое, небось, вполне себе даже позволительно днём.

– Не ёрничай, Егоров, трезвый я, – хмыкнул Толстой. – А это вот к чаю, – и выложил на стол кулёк. – Пряники, печатные, Тульские. Сегодня из столицы почта пришла. Там, по большому секрету я тебе скажу, фельдъегеря кое-чего прихватывают в дорогу, ну и, разумеется, с хорошей наценкой знающему человеку потом отпускают. Так что ты держись за меня, Лёшка, сытнее сам будешь!

– Гляди-ка ты, какое знакомство у меня удачное, – проворчал тот и откинул полог шатра. – Никита! Никита! – крикнул Егоров, и послышался топот сапог. – Никит, чайку сообрази мне в шатёр на двоих. И посмотри там, может, мёд, варенье, ещё чего-нибудь эдакого у нас осталось?

– Сию минуту, вашвысокоблагородие, – откликнулся вестовой, – там как раз кипяток у Ильюхи на костре доходит. Прошу прощения, чай вот только травяной, своего, степного сбора.

– Тащи, – махнул рукой полковник и зашёл обратно в шатёр. – Так что ты там про квартирмейстерское начальство, Митька, чирикал? С адъютантов барона тебя вроде как с концами турнули, или ты всё-таки того молоденького поручика сумел подсидеть?

– Во-первых, Егоров, никто меня и ниоткуда не турнул, а направил, в первую линию, дабы я подвиги за отечество совершил, – важно заявил Толстой. – И потому ещё, кстати, что перерос я давно это секретарское, адъютантское место. Как-никак премьер-майор уже, а не какой-то там зелёный поручик, – и он важно погладил золотой ободок своего нагрудного горжета. – А будешь мне хамить, так я к тебе с проверкой в полк заявлюсь.

– Ой, ой, ой, как страшно! – рассмеялся Алексей. – Видали мы таких проверяющих! Ладно, давай уже, хвастайся. Куда же великосветскую детинушку да на этот раз пристроили?

– Это вот всё от недостатка твоего воспитании, Алексей, – покачал укоризненно головой Митя. – Привык ты по лесам со своими егерями лазить. И как только за такого грубияна Катарина замуж пошла? Ладно, слушай. С прошлого вторника получил я новое назначение, Егоров. Теперь я есть начальник особой канцелярии при главном квартирмейстерстве Дунайской Императорской армии. Звучит?

– Звучит, – хмыкнул Егоров. – Вот значит, почему ты так Воронцовым интересуешься? А я уж думал, как за боевого товарища, который с поиска не вернулся. А у тебя, выходит, шкурный интерес.

– И это тоже, – вздохнул Толстой, – но волнуюсь по-человечески, потому как хороший Андрюха парень. По службе, конечно, тоже имею интерес, но меньше. Барон, Лёшка, очень озадачен теми сведениями, что принесли твои предыдущие поисковые группы. По всему складывается, что турки не отказались от своих намерений переправиться к нам на левый берег и нанести мощный удар. Единственное, что свои силы они теперь не раздёргивают по всему побережью, как раньше, а собирают их в Бабадаге и затем перебрасывают к Мачину. А там, как ты, наверное, помнишь по прошлому поиску, совсем рядом есть очень удобное место для переправы – остров Концефан, по которому проще простого паромный мост на наш берег навести. Потому и направили группу поручика Воронцова именно туда.

– А Травкина к Бабадагу, – докончил за него Алексей.

– Совершенно верно, Травкина по той же самой причине послали к Бабадагским лагерям, – подтвердил Толстой. – Но это не главное место, главное для нас это всё-таки Мачин. Именно около него, похоже, и будут происходить те события, которые и предопределят исход кампании этого года, а возможно, даже и всей войны.

В шатёр зашёл вестовой с большим глиняным чайником, кружками и наполненной мёдом чашей.

– Ваше высокоблагородие, вам разлить? Молока вот только, жаль, у нас нет. Знал бы, к интендантским заскочил и козьего спросил. Может, сбегать?

– Не нужно, Никита, спасибо, – поблагодарил вестового Алексей. – Ступай, нам с господином премьер-майором и без молока хорошо, а чай мы и сами разольём.

– Хлопотное дело у тебя, Митя, – заметил Егоров, наполняя чашки травяным взваром. – Все сведенья о неприятеле через себя пропускать, обдумывать их и передавать начальству уже со своими выводами. За картографическую службу армии отвечать, в фортификационных работах смыслить, в фураже и провианте разбираться, даже в санитарное дело придётся вникать, чтобы строить прогнозы о боеспособности как вражеской, так и своей армии и потом сравнивать их. Знать о настроениях в частях у врага, понимать, силён ли он духом, какие у него командиры и даже отношение к ним у вражеских солдат и начальства. Агентурная работа, съемка местности, да много ещё чего придётся организовывать. И как только ты на такую должность согласился?

– Сам не понимаю, – пожал плечами Толстой. – Ты же знаешь Генриха Фридриховича, он любого сумеет убедить. Опять же, с другой стороны, карьерный рост, полезные связи и всё такое. Тут ведь не только с такими архаровцами, как ты, придётся знаться, но и с военными атташе многих иностранных государств. Кстати, одного из них ты даже, по-моему, и сам знаешь. Иоганн Альбрехт фон Корф – ничего тебе это имя не говорит?

– Ну как же не говорит? – покачал головой Алексей. – Мы прекрасно друг друга с бароном знаем. Более того, я даже помню его денщика – если, конечно, он у него до сих пор тот же. Во всяком случае четыре года назад его, по-моему, звали Гюнтером.

– Это не тот ли самый барон, у которого ты со своим егерем ружьё на спор выиграл?

– Он самый, – кивнул Егоров. – Кстати, прекрасный прусский штуцер. Правда, он очень просил его вернуть обратно, взывая к святым родственным чувствам. Штуцер, дескать, это семейная реликвия и всё такое. Вот прямо как мой отцовский, старый, из поместья.

– Ну ты же вроде говорил, что действительно его вернул пруссаку? – спросил крайне заинтересованный Митя.

– Разумеется, – кивнул Алексей. – Что уж я совсем, что ли, бесчувственный? Правда, в обмен на пять тульских. А что ты на меня так смотришь? Это ещё по-божески. Мог бы вообще не отдавать, трофей – дело святое. Кстати, мой егерь тоже обладателем прекрасной фузеи тогда стал, ему, как и мне, её денщик барона проспорил. Так она у