Но здравый смысл победил начавшее подниматься с глубин живота желание. Я аккуратно освободился от объятий девушки, отстранился и виновато улыбнулся:

— Я в самом деле тороплюсь, Наташенька. Прости.

Лицо ее стало печальным и еще более красивым. Я уже пожалел о сказанных словах, но она произнесла:

— Тогда иди. Надеюсь, ты ненадолго.

Интересно, а она в курсе, что я участвовал в операции по инициации людей негельносов? Скорее всего, нет.

— Я обязательно вернусь к тебе! — поклялся я. Немного потоптавшись на пороге, нежно сказал: — Я тебя люблю, солнышко!

— Я знаю, — улыбнулась Наташа, и улыбка ее была похожа на солнечное сияние. На сияние не того солнца, которое изо дня в день доставляло мне неудобства и боль, а на лучи солнца, когда-то освещавшего мой мир. — Я тоже тебя люблю.

Оставив девушку в одиночестве, я посетил квартиру друга, быстро отыскал тайник и забрал оттуда деньги. Против он, надеюсь, не будет. В его запаснике лежали семь тысяч евро — вполне внушительная сумма, если ты собираешься всего лишь смотаться на несколько часов в другой город.

Когда я вышел на улицу, то с изумлением увидел падающие с неба хлопья снега. В водовороте событий последних месяцев я даже не обращал внимание на то, что осень закончилась, и ее место заняла зима. Здесь, в городе, зима никогда не была по-настоящему холодной и снежной, жители узнавали о ее наступлении лишь по настенным календарям. Но снег, этот первый снег заставил меня несколько минут просто не шевелиться и наслаждаться им. С тихим шуршанием снежинки садились на мостовую, на еще зеленые декоративные кусты двора, на мои плечи. Большинство из них тут же таяло, едва успев затронуть поверхность, но в некоторых местах уже наметились белые пятна мокрого, жидкого, но все же снежного покрова.

Какое же сегодня число? Месяц вроде декабрь, но число? Я решил, что сейчас двадцатые числа декабря, а это значит — скоро Новый Год. Впрочем, приближение праздника меня нисколько не волновало. Я и раньше не особенно отмечал наступление нового года, а став вампиром, и подавно забыл о том, что такое праздник, ведь каждый день в клубе «Носферату» был подобен празднику. За шиком, весельем и роскошью я позабыл о тех чувствах, которые испытывает человек во время наступления знаменательной даты, во время прихода праздника.

А что, если Новый Год сегодня? Может быть, печаль на лице Наташи я вызвал именно тем, что отказался провести с нею новогоднюю ночь?

Я вернулся в фойе и спросил у дежурившего охранника, какое сегодня число.

— Двадцать шестое, — ответил он.

— А месяц?

— Декабрь! — Охранник улыбнулся и посмотрел на меня так, будто я сошел с ума. Наверное, он работает здесь недавно, потому что, охраняя дом, где живут черт-те знает кто из местной богемы, можно наслушаться и не таких глупых вопросов.

Опять оказавшись под снегом, я вполголоса ругнулся. Хотелось, конечно же, обрадовать Наташу, сказать ей, что я бросаю всю работу и до самого Нового Года буду с ней. Но…

Именно это самое «но» подтолкнуло меня к выходу из двора. Обогнув кованые ворота, я тут же наткнулся на два совсем не внушающих доверия субъекта.

— Спокойно, гражданин, — тихо сказал один из них. — Без нервов.

— Дайте нам ваши ручки, — попросил второй приказным тоном.

— Вы кто такие? — возмутился я.

Слишком поздно я заметил припаркованный рядом серый «уазик»-фургон. Сделав несложные выводы, я догадался, что за типчики стоят передо мной.

— Вы в чем меня обвиняете?

— Обвинять тебя прокурор будет, — нейтральным голосом ответил субъект. Я почувствовал, что в бок мне уперлось что-то подозрительное. Это «что-то» могло оказаться дулом автомата. — Давай в машину, живо!

Меня бестактно затолкали в фургон. Хорошо хоть, там оказались сиденья, а не голый металлический пол. По бокам от меня уселись арестовавшие.

— Вы можете сказать, что происходит? — требовательно спросил я, но никто не удосужился ответить. Водитель завел машину и покатил малознакомыми мне улицами и проулками, пока не остановился перед уже более знакомым зданием отделения милиции.

Через две минуты меня заперли в камере вместе с каким-то бомжем и парой пьяных молодчиков.

— Эй, да вы че, совсем оборзели!? — взревел я на конвоиров, развернувшихся по направлению к выходу. — Выпустите меня, уроды!

Они даже ухом не повели. Спокойно вышли за металлическую дверь и оставили меня наедине с самим собой и тремя заключенными.

Я смачно и с чувством выругался и уселся на низкие нары, обхватив голову руками. Зачем я позволил так легко взять себя? Интуитивный страх перед милицией? Ведь у меня остается часов десять, не больше, чтобы вернуться к Андрею. После этого все, о чем я задумал, может не осуществиться, или же осуществиться, но не так быстро. К тому же в самое ближайшее время намечается магический взрыв, при котором…

О, я даже запутался в собственных мыслях, и подошедший ко мне парень, совсем некстати спросивший сигарету, разозлил меня.

— Не курю! — прорычал я, даже не подняв головы.

— Че ты орешь-то? — нагловато упрекнул он. — Я ж нормально спросил…

— Пшел вон! — зашипел я, на этот раз подняв глаза. Парень оказался на порядок крупнее, чем мне показалось в первый раз. Вмятый внутрь нос и почти отсутствующие уши на плоском крупном жбане говорили, что он, скорее всего, борец или боксер.

— Ты че сказал, урод? — от моих слов он даже присел немного. — Я ж тебе сейчас башку оторву.

— Слушай, отвали, а? — сбавил я тон. — Иди к своему другу подсядь, поговорите лучше о проблемах российского спорта, чем меня донимать!

— А ты разговорчивый сильно! — заметил боксер и выстрелил в меня правой рукой.

Я такой трюк ожидал и успел увести свою голову от удара. Боксер, потеряв равновесие, вынужден был усесться рядом со мной. Впрочем, промашка разозлила его не на шутку, потому что теперь в мою голову полетела уже его голова. Я опять отстранился, немного отодвинулся вдоль нар и перехватил летящую в меня ногу. Собравшись с силами, я бросил парня в самый центр камеры.

— Ты че такой тугой? Отвали, я же сказал!

Никто не собирался отваливать от меня. Разве что бомж, поскуливая, забился в самый дальний и темный угол камеры, лишь бы ему не досталось. А на меня теперь грозно надвигалась уже пара боксеров. Выглядели они как близнецы: кожаные куртки, лысые черепа, на которые можно посадить самолет, злобный взгляд и здоровенные волосатые кулачищи.

— Ну ты попал, мужик! — пригрозил тот, которого я швырнул.

Я со вздохом встал им навстречу и приготовился к потасовке. Может быть, им зубы показать — успокоятся? Хотя такие не успокоятся, у них мозгов не хватит понять, что означают гипертрофированные клыки у бледного мужика в черном плаще и солнцезащитных очках, несмотря на полумрак камеры.