— Это вам, — говорит Чиполлино и делает шаг вперед. — Ваши подруги ушли, и я…

На этом месте я тоже делаю шаг вперед. Чиполлино протягивает мне розу и видит в моей руке станок. Взгляд его падает на другую руку. В ней презервативы. Он смотрит на кровать. На ней сами знаете что. Чиполлино бледнеет. Он отдергивает руку с розой и отпрыгивает к двери.

— Мама миа! Трансвестито! — шепчут его обескровленные губы, и он сломя голову бросается в коридор.

— Но! — кричу я и бегу за ним, разбрасывая по дороге трусы и презервативы. — Но трансвестито! Руссо туристо — натуралисто!

Поздно. Чиполлино уже след простыл.

Я падаю на кровать. Проклятая Мурка! Вечно она все теряет, забывает, путает, а ты отдувайся! А у меня, между прочим, личная жизнь горит из-за ее рюкзаков и чемоданов! Я чувствую, как у меня перехватывает горло, и готовлюсь всплакнуть. Но тут в комнату вваливаются девицы.

— По кому траур? Видели Чиполлино, скакал, как заяц под обстрелом, — радостно сообщает Мурка, тряся над головой бутылкой водки. — Вот, полюбуйся, «Столичная»!

Я доступно объясняю, что траур по моей личной жизни.

— И черт с ней! — отрезает Мурка. — Собирайтесь, пора вызволять из плена предметы первой необходимости!

— Ага, — саркастически ухмыляюсь я. — Такой первой необходимости, что ни разу нам не понадобились!

Мне очень хочется сказать Мурке какую-нибудь гадость, но она не обращает на меня никакого внимания. Побросав вещички в чемодан и залакировав сверху «Столичной», она хватает Мышку за руку и увлекает к выходу. Я плетусь за ними. На улице Мурка плюхается в первое попавшееся такси. Я лично, как держатель общественных денег, на такую трату санкций не давала, о чем недвусмысленно заявляю Мурке. Но она делает вид, что не слышит, и мне ничего не остается, кроме как скрипнуть зубами и поместиться рядом с ней.

Через полчаса мы подъезжаем к роскошной вилле в аристократическом районе. Мурка охорашивается. Мышка испуганно жмется к моему боку. Я принимаю независимый вид. Мы вылезаем из такси, отыскиваем нужный дом, распахиваем витую чугунную калитку и по дорожке, посыпанной красным песком, двигаемся к двери. Над нашими головами виноградная лоза целуется со шпалерными персиками. Издалека раздается крик павлинов. (Мурка предполагает, что индюков, но это дудки.) Белые розы тянут к нам нежные головки. Мы стучим в дверь хорошо начищенным медным молотком. Дверь распахивается. На пороге стоит мужчина. Немая сцена.

Три челюсти с глухим стуком падают на три отнюдь не впалые груди. Потому что перед нами стоит не мужчина. Перед нами стоит Мужчина. Он улыбается тридцатью двумя зубами, не знающими унижения пломбой. Он щурит аквамариновый глаз. Смуглыми длинными пальцами с идеальным маникюром он приглаживает черные волосы и еще шире распахивает дверь.

— Добро пожаловать, дорогие синьоры! — произносит он бархатным голосом на прекрасном русском языке, слегка смягчая гласные и приседая на согласных.

Боже! Как я могла любить эту деревенщину Чиполлино! Этого деревянного человечка! Как низко я пала!

Мы пересекаем огромный холл, выложенный красными и черными тесаными каменными плитами, и входим в гостиную. Огромная стеклянная стена выходит на лужайку с мраморным фонтаном. У фонтана тусуются те самые павлины, крики которых мы слышали на дорожке. Одна стеклянная створка отодвинута, и мы слышим, как фонтан переговаривается с попугаями. Хозяин усаживает нас в низкие кожаные кресла. Мы оглядываемся. Стены гостиной увешаны африканскими масками. Маски везде — на шкафах, на каминной полке, на низких декоративных столиках. Маски смотрят на нас пустыми глазницами и скалятся провалами ртов. Озноб пробегает у меня по спине. Но тут хозяин подает голос.

— Чай? Кофе? — спрашивает он.

— Чай! — хором говорим мы.

Хозяин два раза хлопает в ладоши, и через минуту слуга вкатывает в гостиную сервировочный столик. А на нем! Чайник, похожий на диковинную птицу. Чашки, похожие на диковинные цветы. И варенье из лепестков роз в вазочке, похожей на диковинную зверушку, и печеньица величиной с ноготь моего мизинца, и пирожница со взбитыми сливками, и конфетки, начиненные настоящим ликером «Амаретто», о чем мы узнаем позже, попробовав их на зуб. Хозяин делает широкий жест, приглашая нас к столу, и начинает разливать чай.

Я с опаской берусь за ручку невесомой чашки. Вдруг разобьется? Но чашка ничего, не разбивается.

— Какой дом у ваш крашивый! — бормочет Мурка с набитым печеньем ртом.

Хозяин очаровательно смущается и краснеет.

— О! — говорит он, изящно прихлебывая чай. — Я купил его у одного виконта. Разорился, бедняга! Пришлось продавать родовое поместье.

— И какова кубатура? — интересуется Мурка, запихивая в рот конфету. Ликер вываливается наружу и капает на кожаное кресло. Мышка бросается на помощь, вытаскивает из кармана драный носовой платок в синюю клетку — новогодний подарок Джигита — и принимается оттирать ликер.

— Ну что вы! — мягко говорит хозяин, вынимает у нее из рук драный носовой платок и отстраняет ее от кресла. — Какие пустяки! А кубатура большая. Больше, чем метраж.

— О! — важно произносит Мурка с видом знатока и тянется за пирожным. — Так вы богатый человек!

Хозяин кивает.

— А почему в чемодане такая ерунда? — продолжает свой допрос Мурка.

— Так вы заглядывали в чужой чемодан? — удивляется хозяин.

— Разумеется! — еще больше удивляется Мурка. — А как же иначе! Мы же не знали, что там. Вдруг бомба. Заглянули, а там, извините, полная чепуха, даже стыдно вслух произнести.

— Это не чепуха, — терпеливо поясняет хозяин. — Это национальные сувениры. Я из каждой страны привожу национальные сувениры.

— Чего ж матрешку не привезли? — склочно спрашивает Мурка, полоща рот чаем.

— Как можно! — ужасается хозяин и даже руками машет. — Это же пошло!

— А «Столичная» не пошло? — продолжает приставать Мурка.

— «Столичная» — это вкусно! — с достоинством отвечает хозяин.

Тут я решаю, что пора вступить в разговор и оградить хозяина от посягательств бурного Муркиного интеллекта.

— Как вам Россия? — спрашиваю я со всей доступной мне светскостью, держа чашку двумя пальцами и оттопыривая мизинец.

— Прекрасная, прекрасная страна! — подхватывает хозяин, будто ждал этого вопроса. — То березка, то рябинка, то снег, то дожди! А русская водка? А черный хлеб, селедка? Что вы! Это просто цимис какой-то! А столица вашей родины? Дорогая моя столица, золотая моя Москва! Нет, вы как хотите, а я другой такой страны не знаю! А русская душа? Загадочная русская душа?

— И что же в ней такого загадочного? — опять встревает Мурка.

— О, вы не поверите! — с энтузиастом восклицает хозяин и даже с кресла привскакивает. — Не успел я выйти из здания аэропорта, как встретил девушку — полумесяцем бровь, на щечке родинка, а…