Вам, наверное, кажется, что я слишком строга к своим подругам. «А что же она сама? — думаете вы. — Неужели ей самой не свойственны маленькие женские слабости?» Ого! Еще как свойственны! Но я креплюсь. И вот почему.

Как-то ко мне в гости пришел папа. Мы сидели с ним на кухне и пили чай с сушками. Ничто не предвещало трагедии. Но тут папа неожиданно для меня, да и для себя тоже, с места в карьер в вольной поэтической форме начал излагать свою теорию мембранных технологий. И излагал сорок минут. Не то чтобы он медленно говорил. Совсем нет. Слова он выговаривал быстро. А вот паузы между ними делал ну очень большие. Видимо, ему не давала покоя научная мысль. В какой-то момент я начала отключаться и успела подумать, что хорошо бы вздремнуть, а то я плохо спала ночь. Но тут папина челюсть с глухим стуком упала в чашку с чаем. Папа выудил челюсть, отряхнул, сунул в рот и, ничуть не смутившись, сказал:

— Какие у тебя сушки плохие! Вязнут в зубах. Зачем ты их купила?

— Папа! — с достоинством ответила я. — Это не сушки вязнут у тебя в зубах, а зубы в сушках. Зачем ты купил их у своего дантиста?

С тех пор я стараюсь говорить как можно меньше. Особенно если пью чай с сушками.

Я вспоминаю эти случаи, пока Мурка пересказывает нам статью из путеводителя о куполе Брунеллески. Ей кажется, что это эксклюзивные сведения, которых, кроме нее, никто не знает. Она делится с нами этими сведениями с большим пафосом и даже как бы из одолжения. Мы слушаем, но нам это быстро надоедает.

— Мур, — говорю я. — Может, залезем? — И задираю голову вверх.

Мурка с сомнением смотрит на купол. Купол здоровенный. Величиной с десятиэтажный дом. Может, выше. Потом она с сомнением смотрит на Мышку. Мышка хорохорится.

— А что! — браво восклицает она. — И залезем!

— Типа «отряд не заметил потери бойца»? — задумчиво спрашивает Мурка. — Ну что ж, рискнем. Только, чур, не выть! Покорение Эвереста начинается!

И мы лезем. Мы лезем по узенькой лестничке внутри купола. В каменном мешке жуткая духота. Дыхание сбивается. Ноги подгибаются. Свернуть некуда. Остановиться невозможно. Света в конце туннеля не видать. Мышка начинает задыхаться. Я оглядываюсь и внимательно смотрю на нее. Вы знаете, как я отношусь к ее недомоганиям, но тут, кажется, все взаправду. На Мышкином лице выступают капли пота. Взгляд мутится. Кажется, Мышка планирует брякнуться в обморок.

— Мура! — зову я и показываю Мурке на ослабевшую Мышку.

— Так я и знала! — ворчит Мура.

Мы берем Мышку за обе руки и тянем вверх. Мышка потихонечку обвисает в наших руках.

— Оставьте меня! — шепчет она, облизывая пересохшие губы.

— Где? — грубо спрашивает Мурка.

Действительно, где? Сзади — толпа туристов. Спереди — толпа туристов. Я пихаю Мурку кулаком в бок и начинаю уговаривать Мышку.

— Мышенька! — выпеваю я. — Миленькая! Крепись! Нам спускаться никак нельзя! Нас американцы затопчут! Видишь, сколько их? Мы сейчас до верха доползем и по другой лесенке спустимся!

Но Мышка до верха не доползает. Мышка падает на колени. Американцы гогочут и делают вид, что сейчас будут прыгать прямо через нашу Мышу.

— Но-но! — грозно говорит Мурка. — Тут вам не чехарда!

И тут приходит спасение. В толстой каменной стене я вижу малюсенькую дверку. Мы толкаем дверку и оказываемся внутри купола, на узкой галерее, которая опоясывает его по периметру. Мы кладем Мышку на деревянные мостки галерейки и оглядываемся. Галерейка висит прямо под потолком, довольно живенько расписанном сценами Страшного суда.

— Полежи. Отдохни. На картинки полюбуйся, — советуем мы и продолжаем восхождение.

Чудна Флоренция при ясной погоде с высоты птичьего полета. Черепичные крыши. Балкончики, усеянные цветами. На том берегу реки привольно раскинулись на холмах кипарисы и оливы. Если вы когда-нибудь видели картину под названием «Джоконда» и если заглядывали этой Джоконде за спину, так вот, там точно такие же окрестности.

Я делюсь с Муркой своими наблюдениями. Мурка кивает.

— Я тоже замечала, что на многих картинах нарисованы пейзажи, — важно говорит она. — Вот, к примеру, «Мишки в лесу». Там, кроме мишек, еще нарисован лес.

Мурка знает, что такое пейзаж. А вы как думали! И мы начинаем спуск. Мышку мы застаем живой. Правда, не вполне. Фактически под этим куполом Брунеллески мы чуть не потеряли ее как физическую величину. Она лежала на мостках, и над ней со страшными гримасами на мордах черти варили грешников в котлах. Мышка смотрела на морды и тихо стонала.

— Ты как? — спросили мы, поднимая ее с пола.

— Они… они… — Мышка тянула пальчик к грешникам. — Они так страдают! Как вы думаете, им можно помочь?

Мы с трудом стащили ее вниз. Она упиралась и просилась обратно, чтобы оказать первую медицинскую помощь бедным грешникам. У нее в кармане буквально случайно как раз сейчас оказалась мазь от ожогов.

На улице переминались порыжевшие штиблеты. Чинзано собственной персоной встречал нас на выходе из собора.

— Это еще зачем? — строго спросила Мура. — Зачем он притащился?

— Обе-едать! — проблеяла Мышка.

— Ты, что ли, его позвала? — грозно спросила Мурка. Мышка затравленно кивнула. — И когда успела! Я думала, это мы к нему приглашены, а не он к нам, — довольно резонно заметила Мурка.

Но Мышку тоже не собьешь. У Мышки тоже своя генеральная линия в жизни. Мышка тащит Чинзано в ресторан и заказывает ему супчик, и макаронники, и помидорчики, и кусочек пиццы, и добавочки. За наш счет. Чинзано мнется и смотрит на Мышку тоскливыми глазами. Мышке к таким взглядам не привыкать. Она подзывает официанта и заказывает литровую бутыль домашнего вина.

Мурка сидит с каменным лицом. Я втихаря пересчитываю наличность. У меня в сумке — наша общая касса. Чинзано засандаливает стакан вина и веселеет. Язык его развязывается, руки распускаются. Он обнимает нашу Мышку одной рукой за плечики и, бурно жестикулируя другой, начинает что-то рассказывать. Мышь глядит на него, как кролик на удава.

— Что он говорит? — холодно осведомляется Мурка.

— Говорит, что был знаком с Брунеллески, — старательно перевожу я.

— С тем, что построил купол в тысяча четыреста каком-то году? — еще холоднее осведомляется Мурка.

Чинзано весело смеется и засандаливает еще один стакан.

— Да мы тут в Италии все друзья! — радуется он, и Мышка тоненько смеется в ответ.

— Кушай, милый, кушай! — бормочет она, подливая Чинзано чесночного соуса.

Чинзано кушает. Мурка курит. Я считаю деньги. Наконец Чинзано приканчивает бутыль вина и предлагает нам двигаться к нему в гости. Сам он двигается крайне ненадежно. Мышка поддерживает его под локоток. Мы садимся в автобус и долго едем в неизвестность, пока не доезжаем до окраины города.