Проблема заключалась в том, что стражник сидел лицом к лестнице. Как только Сэмюел выйдет на свет, у него не останется ни единого шанса пройти незамеченным. И в то же время необходимо добыть ключи… Сэм вынул из кармана браунинг, решив, что воспользуется им только в крайнем случае. Заодно достал и предмет, который нашел на подземной лестнице. Оказалось, что это баллончик со слезоточивым газом вроде тех, которые отец купил для защиты магазина! Значит, это всё-таки Аллан шел до него по подземному туннелю — и собирался напасть на Дракулу с помощью газового баллончика! Интересно, почему не с помощью чеснока, раз уж на то пошло?

Едва сдерживая дрожь, Сэмюел сжал в руке оружие и сделал шаг вперед.

— Я пришел освободить пленника по имени Аллан Фолкнер, — выпалил он на одном дыхании.

Реплика была так себе — как из плохого боевика. Но стражник изумленно оторвал взгляд от своей деревянной скульптуры.

— Что…

— Аллан Фолкнер, — повторил Сэм. — Где он?

У человека была трехдневная рыжая щетина и расплющенный нос с огромной серой бородавкой. Увидев, что Сэм не похож на могучего рыцаря, стражник разразился ругательствами:

— Мать моя рогатая, это еще что за мурваль с обломком деревяшки вместо оружия? Ха-ха!

Будь у него чуть больше времени, Сэмюел сформулировал бы как минимум два удачных ответа: 1) никакой он не мурваль, что бы это ни значило; 2) его обломок деревяшки на пятьсот лет прогрессивнее, чем всё, что этот тип видел в своей жизни. Но Сэм ужасно спешил, поэтому довольствовался тем, что выстрелил в кувшин. Получилось эффектно: кувшин раскололся на тысячу кусочков, а выстрел прогремел на весь коридор. Вытаращив глаза от ужаса, воин отскочил к стене и выронил нож.

— Да это ж… Это ж черная магия!

— Именно, — подтвердил Сэм. — И если ты меня не послушаешься, я точно так же разнесу вдребезги твою голову. Быстро выпусти Аллана Фолкнера!

— Алла Нафолкнера? — спросил стражник. — Я не понимаю, о чём ты говоришь!

Должно быть, отец назвался не своим именем.

— Он прибыл пять или шесть месяцев назад. Высокого роста, с темными волосами и голубыми глазами.

— А! Сумасшедший! Но… ведь меня убьют, если я выпущу заключенного!

— Ты предпочитаешь умереть немедленно? В какой он камере?

Стражник испуганно посмотрел на одну из дверей.

— Тут только одна занята, и…

Сэмюел поднял оружие и прицелился стражнику в голову.

— До трех считать умеешь?

— Ладно, ладно, открываю. Только опусти эту свою странную кулеврину, я не хочу, чтобы она разорвала мне лицо!

«Это не в моих интересах», — мысленно утешил его Сэм.

Охранник взялся за связку ключей и начал ковыряться в замке.

— Можешь войти, — сказал он, отходя в сторону.

— Сначала ты, — вежливо пропустил его вперед Сэм.

В камере стояло страшное зловоние. На полу валялась солома, будто тут держали дикого зверя… Стражник согнувшись вошел внутрь, и Сэм последовал за ним, приставив к его спине дуло браунинга. Света в камере почти не было, и сначала он разглядел только жалкую скрюченную фигуру на полу.

— Папа?

Человек на полу медленно обернулся, и у Сэма оборвалось сердце: перед ним был человек настолько исхудавший, что скулы, казалось, вот-вот разорвут кожу на щеках. Глаза ввалились и были едва видны, а борода и волосы отросли так сильно, что, казалось, перед ним гравюра с изображением Робинзона Крузо. И всё-таки это был его отец…

— Папа? — повторил Сэм.

— Сэ… Сэм… — проговорил дрожащий еле слышный голос.

У Сэмюела внутри будто прорвало плотину.

Горячие слезы покатились по щекам, и мальчик даже не пытался их сдержать. Он плакал бесшумно, от радости и горя, от того, что наконец-то, после стольких испытаний и ужасов, отыскал отца. Отыскал в таком бедственном положении, почти умирающего. Но всё еще живого, живого вопреки всему… Сэм плакал о себе, об Алисии, о дедушке и бабушке, которые остались так далеко и которых он, возможно, больше никогда не увидит. Плакал о маме и о том, как она, должно быть, гордится им сегодня, глядя из своего маленького уголка в раю. У него получилось!

Эта минутная слабость оказалась для Сэма губительна. Стражник, заметив его слезы, резко двинул Сэма локтем в бок. Пистолет взлетел в воздух прежде, чем мальчик успел нажать на курок, и на него тут же навалилось могучее тело стражника. Поскользнувшись на соломе, Сэм еле увернулся от удара кулаком и в последнюю секунду сгруппировался, чтобы не оказаться раздавленным.

— Ну ты у меня получишь, мурваль! — проревел Бородавочник, снова бросаясь на Сэма.

Впрочем, бешеный крик едва вырвался из его глотки и тут же умолк: из темноты возник чей-то силуэт со сложенными впереди руками. Еще один узник… Руки его были закованы в кандалы, незнакомец перекинул их через голову стражника и резко дернул на себя. Стражник попятился как пойманная лошадь, но заключенный крепко держал его. Раздался клекот и стон, потом — долгий вздох, и наконец всё стихло.

— Гад! — проговорил незнакомец. — Ключи, — добавил он, обращаясь к Сэму. — Скорее, пока он не очухался… Там под столом крючок, ключи на нём.

Сэмюел сначала поднял с пола браунинг и только после этого выскочил из камеры за ключами.

Оставив своего спасителя разбираться с оковами, он наконец обнял отца.

— Папа… Папа, это я, Сэм. Я… я так рад!

Ему казалось, он сжимает в объятиях высохшего старика: Аллан потерял не меньше половины веса.

— Сэм-Сэм-Сэм-Сэм, — повторял отец, как заклинание.

— На, попей…

Сэм подошел к ведру, зачерпнул немного воды и плеснул на высохшие отцовские губы. Всё тело Аллана покрывали красные пятна, а от туники остались лишь черные лохмотья, они едва прикрывали выпирающие сквозь кожу ребра. Мешок с костями, да и только.

— Спаси меня, Сэм… Спаси…

— Я здесь, папа, ты слышишь? Я пришел тебя спасти! Мы вернёмся домой!

— Сэм-Сэм-Сэм…

Второй узник, освободившись от оков, опустился на корточки рядом с ними и теперь занимался цепями Аллана. Лет двадцати с небольшим, с резкими чертами и грубовато выточенным лицом. Тюремное заключение сказалось на нём не так тяжело, как на его товарище по камере.

— Зря стараешься, дружище. Он уже много дней такой. Боюсь, разум его покинул.

Он протянул Сэму руку.

— Меня зовут Драгомир.

Сэм с радостью пожал протянутую ладонь.

— Вы здесь давно? — спросил он, массируя запястья отца, на которых отпечатались следы от оков.