Наконец наступила развязка. Во время одного из скандалов Самира в лицо своему мужу крикнула, что никогда не сможет полюбить такого, как он. Она кричала, что знает, как должен ласкать настоящий мужчина и что все потуги мужа – ничто по сравнению с тем, что давал ей ее возлюбленный – стройный, высокий американец.

Взбешенный супруг немедленно развелся с ней и доставил к дверям дома ее дяди, обвинив последнего в том, что у того нет чести, раз он предложил ему в жены свою племянницу, заведомо зная, что она нечиста. Со всеми подробностями он пересказал дяде Самиры ее воспоминания о любовнике.

Гнев дяди не знал границ.Он принялся изучать Коран и вскоре нашел строки о том, что женщин, опорочивших доброе имя семьи, надо держать взаперти. Муж Самиры, уязвленный тем, что оказался у своей жены не первым, поклялся, что сделает этот скандал достоянием общественности, если к распутнице не будет применено самое суровое наказание. Это ускорило развязку.

Дурные вести принес нам Хаббиб. Он сказал, что дядя Самиры избрал для нее одно из самых жестоких наказаний – заключение в «женскую комнату». Для этой цели было приготовлено специальное помещение на верхнем этаже виллы ее дяди. Окна в маленькой каморке были заделаны цементными блоками, а по стенам проложена звукоизоляция, чтобы никто не мог слышать криков несчастной. Изготовили и специальную дверь с маленьким окошком внизу, через которое слуги должны были подавать ей пищу. Для отправления естественных потребностей организма в полу проделали отверстие.

Любопытным рабочим-иностранцам объяснили, что у одного из членов семьи серьезное душевное расстройство после несчастного случая, поэтому изоляция нужна, чтобы больной случайно не поранил себя во время припадка. Мы с сестрами собрались у Тахани, которая была вне себя от горя, чтобы поддержать се в трудную минуту. Все мы чувствовали себя несчастными – ведь Самира была одной из пас – саудовской женщиной, которая ничего не может предпринять в свою защиту!

Я строила всевозможные планы ее освобождения, тогда как старшие сестры смотрели на вещи куда реальней. Они слышали много подобных историй и прекрасно знали, что нет надежды вырвать Самиру из того кошмара, в котором ей предстоит провести остаток своей жизни.

Не одну ночь после этого я не могла сомкнуть глаз. Чувство отчаяния и безысходности охватывало меня, как только я ложилась в постель. Мне тоже приходилось слышать о женщинах, которых заключали в «женскую комнату», но никогда эта ужасная картина не возникала в моем мозгу с такой отчетливостью, как сейчас, когда дело касалось той, кого я так хорошо знала, которая всегда воплощала для меня надежду на лучшее в нашей стране, а теперь влачила жалкое существование в кромешной тьме и безмолвии.

Однажды ночью я проснулась от ночного кошмара. Вся в холодном поту, я судорожно хватала ртом воздух и вдруг поняла – не дурной сон разбудил меня; никогда отныне не смогут спать спокойно те, кто любил Самиру и знал о том, что она до конца своих дней обречена па одиночество во тьме! Один вопрос бесконечно кружился в моем возбужденном мозгу: «Какая сила па земле способна освободить ее?» Глядя на усыпанное мириадами звезд небо, я вынуждена была признать, что такой силы не существует.

Четверг, 28 августа 1980 года – день, который я никогда не забуду. Мы с Каримом только что вернулись в Эр-Рияд из Эт-Таифа, прохладного горного курорта. Я отдыхала, лежа на софе, а одна из служанок-филиппинок массировала мои усталые ноги. Трое наших детей были в лагере в Дубае, в Эмиратах, и я очень скучала по ним.

Я лениво листала газеты, так как за свое двухмесячное отсутствие совершенно не интересовалась новостями, когда вдруг одна заметка привлекла мое внимание. Один из моих родственников, губернатор Азира принц Халед аль Фейсал, решил предпринять шаги, ограничивающие постоянный рост выкупа, который положено платить за невесту.

Принц установил верхний предел, равный 25.000 саудовских риалов (7.000 долларов). В статье говорилось, что этот указ был радостно воспринят многими холостяками, так как стоимость выкупа за невесту к тому времени была в среднем около 100.000 риалов (27.000 долларов). В результате этого многие молодые мужчины в Саудовской Аравии были не в состоянии обзавестись женой.

Я прочла статью служанке, но ей не было ровным счетом никакого дела до саудовских женщин, которых можно продать и купить. Ее больше беспокоил вопрос собственного выживания. Слуги считают, что мы, саудовки, прекрасно живем, так как у нас полно свободного времени и денег.

Меня, как мать двух дочерей, тоже не сильно беспокоила сумма выкупа – я знала, что, когда придет время им выходить замуж, выкуп не будет иметь никакого значения. Мы с Каримом были достаточно состоятельными, и деньги не играли для нас никакой роли, но я знала, что остальные мужчины моей семьи думают по-другому. Хотя они и любили поговорить об освобождении женщин, но вопрос нашей купли и продажи совершенно их не беспокоил, и я понимала, что в глубине души их устраивает сложившееся положение вещей, когда женщина полностью зависима и порабощена.

Меня удовлетворила бы только полная отмена выкупа. Сколько еще времени пройдет, прежде чем с женщиной перестанут обращаться, как с вещью?

Мне хотелось обсудить этот вопрос с моими сестрами, но все они, кроме Сары, находились за границей, а любимая сестра была на последних неделях своей четвертой беременности и большую часть времени спала.

Моя жизнь, которую я так тщательно планировала в дни своей юности, была совсем не такой, о какой я мечтала. Напротив, я жила так же монотонно, как и остальные сестры и большинство моих подруг-принцесс.

Слуги кормили детей завтраком и занимались с ними, а я спала до полудня. Потом я перекусывала фруктами и залезала в ванну. После ванны я приводила себя в порядок и присоединялась к Кариму или к кому-нибудь из сестер на ленч. После ленча я читала и спала; затем Карим возвращался в офис, а я проводила несколько часов с детьми.

Ближе к вечеру я ходила в гости к подругам и возвращалась не раньше восьми-девяти часов вечера. Ужинали мы с Каримом вместе с детьми. В эти моменты дети рассказывали нам о своих дневных делах. Часто после ужина мы вместе с мужем ходили в гости к кому-нибудь из родственников, так как только в королевской семье принято встречаться семейными парами. Иногда нашими гостями были видные западные бизнесмены, министры и государственные деятели. Мы знали, что религиозные ортодоксы скрипят зубами от ярости, глядя на то, как мы пренебрегаем обычаями, запрещающими женщинам всякую общественную жизнь. Как бы им ни нравилось наше поведение, они не осмеливались подходить с этим вопросом к Халиду, нашему уважаемому королю.

На такие вечеринки женщины одевались со всевозможным блеском, так как это было единственной возможностью продемонстрировать свои драгоценности и наряды. Мы с Каримом нередко возвращались домой часа в три ночи. Этот распорядок можно считать неизменным, за исключением тех случаев, когда мы с мужем выезжали за границу. Передо мной часто вставал вопрос: «Неужели в этом и есть моя жизнь?»