находят полный чемодан бабла – который наверняка становится малость полегче, когда регистрируется в качестве улики. Но если это место убийства какого-нибудь мелкого обывателя, никто и единой монетки не прикарманит. Так что все на месте. Комар носа не подточит.

Я тихонько вздохнул. Я-то надеялся, что все-таки обнаружится какая-то связь… Хотя не сомневался, что Дилейни подобную связь уже обнаружила. О которой предпочла нам не рассказывать. Тут она нас опережала.

– В делах Касса и Хайтауэр на банкнотах были обнаружены отпечатки пальцев, которые, как сочли копы, принадлежали преступнику. Это и увело их в сторону. В случае с Карен Харви в квартире Роудса нашли половинку долларовой бумажки, но его отпечатков на ней не было. А имелись еще какие-то отпечатки или следы ДНК на этих банкнотах? – спросил я.

– ДНК – нет. В случае с убийством Дерека Касса на купюре имелся какой-то частичный отпечаток. На банкноте, оставленной между пальцами ног Энни Хайтауэр – просто-таки море всяких отпечатков. А на обрывке в квартире Родди Роудса, связывающем его с якобы ограблением Карен Харви, – ни одного. И ни одного совпадения по базам.

– Так что все остальные отпечатки тоже сверили, насколько я понимаю?

– Похоже, что да. Но точно сказать не могу.

– Надо в этом убедиться, – сказал я.

Я услышал, как пальцы Харпер забегали по клавиатуре.

– Сейчас перешлю тебе по «мылу» результаты лабораторных исследований. Не будет вреда, если ты и сам глянешь.

– Может, и все остальные материалы до кучи пришлешь? – спросил я.

– Они уже ждут тебя на почте.

Пока я раскочегаривал свой лэптоп, Харпер оставалась на линии. Чтобы найти в почте зазипованные файлы и скачать их, много времени не потребовалось.

– Так в чем же связь? – услышал я в трубке голос Харпер.

– Сам не знаю. Если это серийный убийца, как подозревает Дилейни, то, может, и нету никакой связи, кроме этой долларовой купюры. Как она ее там назвала? «Подпись»?

– Ну да, типа визитной карточки. И все это как-то связано с психологией убийцы. Непохоже, что у них в привычках намеренно оставлять за собой след из хлебных крошек. Такая «подпись» – это часть того, что они собой представляют и почему убивают.

– По-моему, есть тут и что-то еще. Просто должно быть, – сказал я. – Никто бы и не заметил эти купюры, если б на них не указывало и что-то другое. Все эти дела объединяет одно – купюра привела копов к убийце. Вот в чем дело. Может, как раз на это и обратила внимание Дилейни. Если это дело рук одного и того же человека, то, ясен пень, он не хотел быть пойманным. Настоящий убийца предпринял просто-таки экстраординарные усилия, только чтобы перевести стрелки на других людей. Почему?

Харпер не мешкала ни секунды. Она уже знала ответ.

– Как лучше всего избежать ответственности за убийство? Сделать так, чтобы копы и не подумали тебя искать. Если убийство быстро раскрыто, то схема по базам не прослеживается. Он маскирует свои преступления – предпринимает чрезвычайные шаги, чтобы его точно не вычислили… Ладно, взгляни-ка на материалы, я собираюсь немного вздремнуть. Увидимся в суде.

С этими словами Харпер дала отбой.

Я сварил кофе и стал открывать полученные файлы. К семи утра я уже более или менее внимательно изучил все три дела. Кофе давно остыл, а мозг горел огнем. Разыскав свой бумажник, я вытащил из него долларовую бумажку, которую самолично разрисовал в кабинете у Дилейни, и как следует присмотрелся к отметинам.

За всю свою жизнь я хорошо научился обращаться с деньгами. Даже дурить людей с их помощью. Да любой мелкий жулик запросто превратит десятку в сотенную прямо на глазах у сонного бармена в ночном клубе! Видывал я, как это проделывается. Да и сам так баловался – в своей прошлой жизни.

Я умылся, побрился, оделся, каждую секунду все продолжая размышлять про Большую печать Соединенных Штатов. Про отметины на долларе. Про стрелы. Оливковую ветвь. Звездочки. На каждой банкноте – ровно три пометки. По три отметины на убийство.

И про тот пальцевой отпечаток на сложенной в виде бабочки купюре во рту у Карла. Да как, блин, копы ухитрились нанести на нее ДНК Ричарда Пены, когда тот лежал в гробу задолго до того, как эта купюра была напечатана?

Набросив на плечи пальто, я допил остатки дрянного остывшего кофе и направился на утренний холод, прихватив с собой сумку с лэптопом. И едва только открыл дверь на улицу, как мороз вцепился мне в физиономию, словно пытаясь сорвать с нее кожу. Нет уж, пешком в такую погодку не попрусь, решил я, хотя и воспользоваться своей машиной тоже было нельзя – с такой дырищей в лобовухе, через которую на пассажирское сиденье уже намело снегу. Я позвонил одному парню, который держал автомобильную разборку в Бронксе, где не гнушались и раздевать краденые тачки. Тот с готовностью согласился мне помочь, но заломил порядочную цену.

Оставив ключи от машины на заднем колесе с водительской стороны, я поплотней закутался в пальто и направился на поиски свободного такси. И через пять минут уже направлялся в его тепле и уюте на Сентер-стрит, навстречу самому громкому судебному процессу, который только видывали в этом городе за долгие годы. В голове была полная каша. Надо было бы думать про свидетелей, вступительные речи защиты и обвинения, стратегию Арта Прайора…

Но из головы все не шла эта долларовая купюра.

Главенствовать на процессе предстояло Руди. Мне отводилась лишь маленькая роль в этом деле. Что в некотором роде радовало. Все-таки не столь напряжно.

Таксист все пытался завязать разговор про «Никс». Отвечал я ему односложно, так что вскоре он наконец заткнулся.

Долларовая бумажка…

Я к чему-то подобрался. В этих трех убийствах было что-то, что уже обнаружила Дилейни. Размышляя о купюре в деле Бобби, я явно что-то упускал из виду. Что-то копошилось в самой глубине головы, но только не сам Бобби и не бабочка.

Я мысленно повторил имена жертв, о которых узнал вчера. Дерек Касс. Энни Хайтауэр. Карен Харви. Все-таки было что-то в этой троице, что упорно дергало за ниточку, где-то глубоко внутри. Казалось, это «что-то» смотрит мне прямо в лицо, но я этого упорно не вижу.

Касс. Хайтауэр. Харви.

Касс убит в Уилмингтоне. Энни Хайтауэр – в Спригфилде. Карен Харви застрелили и ограбили в Манчестере.

Наконец мы подкатили к тротуару перед зданием суда. Я расплатился, добавив таксисту чаевые.

Едва пробило восемь утра, а здесь уже было не протолкнуться. Две разные людские толпы. В