Мы видим, что привилегии, которыми пользовались колонисты, не исчерпывались чисто экономическими. Их освобождение от обложения в пользу государей, конечно же, носило и юридический, и фискальный характер. Вдобавок германское право (ius Teutonicum) в Восточной Европе давало поселенцам льготы не только в плане уплаты низких по сравнению с другими налогов и ренты, но и особый социальный статус, который наглядно виден из тех законодательных норм, которые в отношении них действовали. Так, документ, которым герцоги Болеслав и Генрих III Силезский в 1247 году жаловали поселенцам три деревни, принадлежавшие вроцлавским августинцам, не только фиксировал ренту в пользу герцогов в размере двух мер зерна с манса, но оговаривал и другие условия: поселенцы освобождались от повинностей в пользу герцогов, в частности, от обязанности предоставлять свои возы, а кроме того, от воинской повинности. «Мы также добавляем, — продолжает документ, — что гофмейстер не будет их вызывать к себе или беспокоить иначе как письмом за нашей печатью; мы повелеваем, что они будут призываться и выслушиваться только в нашем присутствии». Далее герцоги подтверждают освобождение от традиционных польских повинностей — таких, как prevod, zlad и другие, а в завершение пишут:

Таким образом, правовой режим этих поселений характеризовался «доступом к верхушке». Гофмейстер и адвокаты герцога, чье посредничество было нежелательно, исключались из судебных разбирательств, и поселенцы были подвластны лишь прямому суду герцога. Такие правила были типичной составной частью немецкого права (ius Teutonuicum) в Силезии. Когда Генрих III пожаловал деревню Пси-Поле (Гундсфельд) вроцлавскому монастырю св. Винсента, то «в соответствии с германским законом», он

Производство низшего суда часто оставалось в местном ведении, как было в случае Казимира Опольского, под чьей юрисдикцией находились новые поселенцы в аббатстве Любяж: «наш поверенный или судья не будет иметь власти вершить вопросы вражды, заключения браков или причинения телесных повреждений, если они не имеют смертельного исхода; эти случаи они будут сами разбирать между собой (iudicium inter se habeant). Мы отменяем полномочия наших судей вершить суд в этой деревне, за исключением особо тяжких случаев, которые остаются в нашей юрисдикции». Порой даже особо тяжкие дела могли передаваться на рассмотрение местным судьям, как, например, в случае с Доманевом (Томаскирх) в 1234 году, когда было определено, что «тот, кто достоин смерти, подлежит суду в той деревне вместе со старостой соседней Олавы [Ohlau] и под председательством старосты самой деревни». Из дальнейшего текста становятся видны некоторые трудности, с которыми могли на практике столкнуться местные представители:

Здесь видно, что доступ к верхушке власти был выходом из положения в условиях, когда запутанная система аристократического патронажа делала неэффективной местную власть.

Этот набор судебно-правовых привилегий, возможно, уходил корнями в те права, которыми обладали голландские и фламандские поселенцы на нижнем Везере и на средней Эльбе в XII веке, когда для разбирательств по мелким делам им были предоставлены местные законы, наложены ограничения на размер штрафов и отменены неблагоприятные для них процессуальные нормы. Ко второй половине XIII века эти правила действовали в отношении поселенцев в Великой Польше, таких, как жители деревень Йержин (Jerzen), которые, «даже в случае правонарушения, совершенного в (соседнем) городе Победжиска (Pudewitz), подлежат суду и наказанию здесь». В 1294 году жители Калиша получили привилегию «свободно пользоваться немецким законом и в своем судопроизводстве быть свободными от обязанности вершить дела в присутствии любого, за исключением нашего должностного лица, будучи вызваны надлежащим образом к суду в соответствии с германским обычаем». Некоторые суды в Силезии являлись главными судебными органами для всех, кто подчинялся закону колонистов. В 1286 году подобным образом для всех, «кто живет в новых поселениях на наших землях по фламандскому закону», герцогами Ополе-Ратиборскими был введен закон Ратибора, а в 1290 году епископ Вроцлавский сделал суд Нисы высшей инстанцией для рассмотрения всех запутанных мирских тяжб «в наших германских городах и деревнях». Таким образом, поселенцы, согласно германскому закону, не только имели особые права, но и могли обходить действующую систему судопроизводства.

Хартии особых прав — фуэрос (fueros), которыми наделялись испанские поселения в период Реконкисты, тоже предусматривали исключение каких-либо промежуточных судебных инстанций. Право судиться местным судом ценилось очень высоко, как явствует из хартий Альфонса I в отношении мосарабов, которые получили заверения: «вы сможете судиться своим судом за своими воротами, как и все, кто живет в этих землях», либо поселенцев Артазоны, которым давалось право «не держать ответа ни перед каким человеком или судом за исключением вашего собственного суда Артазоны и в соответствии с вашими законами». Поселенцы в Туделе в 20-е годы XII века тоже были наделены правом «судиться своим судом, прямым и соседским (vicinalimente et diractamente), прежде чем предстать перед моим судом, который будет представлять меня самого».

Слово, которым можно обобщенно назвать все эти права и привилегии, было очень простым, но значимым — «свобода». Поселенцы, коих госпитальерам было позволено селить на своих моравских землях в начале XIII века, должны были «во всем иметь полную свободу, твердый и неизменный закон» (securam libertatem, ius stabile et firmum). Иммигранты-христиане, переселившиеся в отвоеванную у арабов долину Эбро, должны были быть «свободными и свободнорожденными» (francos et ingenuos) и владеть своей землей «свободно, вольно, от рождения и спокойно» (francum et liberum et ingenuum et securam). Это была свобода, выходившая за рамки расовых и местных различий. «Пусть люди, собравшиеся здесь, — объявлял своим указом Бела IV в отношении новых поселенцев в Берегово, — какого бы происхождения они ни были, на каком бы языке ни говорили, живут здесь в равной для всех свободе». Законы Сайта Мария де Кортеса в 1182 году однозначно утверждали, что «знатные люди, и рыцари, и иудеи, и мусульмане, которые пришли сюда, чтобы здесь осесть, должны подвергаться одинаковым штрафам и общему для всех судебно-правовому порядку (talem calumpniam et tale forum) наравне с другими поселенцами». Простые условия свободы были сконцентрированы в красноречивой фразе графа Роджера Сицилийского: «Деревню надлежит называть Франка (Franca), то есть свободная деревня». Вновь осваиваемые земли, как и все земли в средневековой Европе, принадлежали феодалам, но одновременно они были свободной землей, и в этом необязательно усматривать парадокс.