Этот вопрос означал для Ирки далеко идущие последствия: ее-то за оценки очень ругали. Она поспешно встала и пошла к доске. На стуле осталось алое пятно, темное школьное платье сзади приобрело непривычный цвет по подолу. Девчонки в классе сразу все поняли и примолкли. Мальчики, по-моему, настолько были далеки от темы, что ничего не заметили. Ирка водила скрипучим мелом по доске, мы, не отрываясь, следили за ней. Наконец урок закончился, и бедная страдалица пулей выскочила из класса. У нас был добрый класс. И хотя девицы разделились, обсуждая происшедшее, на тех, кто бы пошел к доске, и тех, кто бы не встал никогда, Ирку все очень жалели, понимая, что она испытала. Мы все хором страшно боялись Ольгу Алексеевну и понимали, что не встать, когда она вызывает, – опасно и жутко. Конечно, никуда Ирка не перевелась после этого. Так что завывания биологички оказались пустыми страшилками. Лучше бы она предупредила нас о другом.

Оказывается, большой город полон людей, устраивающих грязную охоту на только начавших взрослеть маленьких девочек. Ни одна моя подруга не избежала гадких оглаживателей в общественном транспорте. Мы обсуждали это друг с другом, делились опытом противостояния таким мерзавцам. Каждая действовала в зависимости от своего темперамента и склада характера.

Так, как-то мы ехали в автобусе целой толпой. Автобус был полон, и нас разъединили. И вдруг я услышала пронзительный крик своей подруги Таньки, доносящийся откуда-то с задней площадки: «Руки убери, сволочь!» Вокруг поднялась суета, мы все ринулись к подруге, долговязый парень в шапке-ушанке метнулся в только что открывшуюся дверь. Бесстрашная Танька гневно сверкала очами и выкрикивала ему вслед всяко. Мы тут же стали делиться аналогичным опытом. И оказалось, что так, как Танька, никто из нас поступать не может. Мы все отбивались молча, стараясь как можно дальше отодвинуться от гадкого прилипалы. Это была наша личная война, о ней не рассказывали родителям: стыдно. Последний раз такое со мной случилось уже классе в седьмом, когда мы ехали с классом в музей Толстого. Наша учительница литературы Нина Никодимовна сидела в вагоне метро, мы стояли рядом и держались за поручни. Вдруг мою руку накрыла чужая мужская рука. Я поспешно выдернула свою. А рука снова шлепнулась на мою. Я привычно хотела сорваться с места, как вдруг моя учительница, не вставая, громко, на весь вагон, протрубила: «Молодой человек, немедленно оставьте мою ученицу в покое!» Мне было стыдно ужасно. Не помню, как я вышла из метро вместе со всеми и мы двинулись переходить небольшую дорогу. И что вы думаете: какой-то молодой и глупый водитель, вплотную подъехав к нашей стайке девчонок, стал отсекать меня от подруг, стараясь прижать машиной к домам. Я металась, а бедной Нине Никодимовне пришлось возвращаться ко мне и уже лупить черной сумкой по капоту машины неумного шалуна. Вот так. А считается еще, что в одну воронку…

Так что не очень просто и в наше время было быть маленькой женщиной. Особенно это стало ясно к старшим классам.

Ох, как я сочувствую всем родителям взрослых дочек. Наверное, потому что хорошо помню себя в последних классах. Нет, внешне все было прекрасно: только отличные и хорошие оценки, все вечера дома, практически никаких конфликтов с родителями. А вот внутри…

Не знаю, как современные дети, а мы были уже очень взрослыми. Мне кажется, именно в те годы максимально проявилось все то женское, что было заложено в моей натуре вообще.

Класса до седьмого я находилась в постоянных переживаниях по поводу того, какая я худая и длинная. Моя сестра Дашка до сих пор помнит, как я бритвой срезала и так небольшую танкетку на новых туфлях. Свитер под форму, двое колгот на тоненькие ножки – как я только не умерла от теплового удара? Мои одноклассницы, как назло, все были такими крепенькими девахами. Я возвышалась над ними как бледная поганка на длинной ножке над маленькими упругими лисичками. В те время знать не знали, что именно такое малахольное существо – мечта всех модельеров. Горевала я безмерно.

Помню, на уроке биологии мой одноклассник Николайчук, увидев стаю розовых фламинго на одном из кадров учебного фильма, радостно взревел: «Гляньте: у них ноги как у Николаевой!» И даже моя любимая подруга Танька, правда спустя почти тридцать лет, призналась мне, что весь третий класс провела в раздумьях, как я могу ходить на этих прутиках?

Саму Таньку мучили переживания другого характера: она постоянно худела. Делала она это весьма нетривиально: купив мороженое, отгрызала жадно половину, а вторую половину сбрасывала с железнодорожного моста. На мой вопрос, а зачем тогда покупать, Танька только гневно сверкала голубыми глазами. Она была очаровательно кругленькая и абсолютно крошечная. Я – тощая как мартовская кошка и длинная как шпала. И мы были лучшими подругами и всюду ходили вместе. Народ при виде нас терял дар речи, ключи и даже деньги.

Школа к тому времени перестала занимать все мысли, что-то чудилось нам в недалеком далеке, о чем-то грезилось.

Сейчас, когда говорят о советской школе, почему-то вспоминают сразу пионерию и комсомолию. Кто прославляя, кто проклиная. Скажу честно: мы очень мало обращали на все это внимание. Задействована была одна атрибутика: галстуки, значки. Не помню ни продолжительных собраний, ни промывки мозгов. Спокойное такое было отношение, деловое. Надо – так надо. Не было среди нас идеологически несдержанных. Другие мысли толкались в голове.

В седьмом – восьмом классе за мной стали ухаживать мальчики. Да что там! Главный плейбой всех седьмых – Александр Б. каким-то образом оказывался всегда где-то рядом с моим тщедушным телом. Он дергал меня за хвостики, отнимал сумку, кидался бумажками, постоянно снимал на свой старенький фотик. И мне это безумно льстило. И именно тогда совершил он в мою честь подвиг. Во время нашего общего дежурства по классу Сашка поймал рыжего усатого таракана и, сунув мне под нос и сполна насладившись моим визгом, спросил, что ему с эти тараканом сделать. В сердцах я предложила ему съесть насекомое. И он съел. Вот сейчас я это написала и подумала, а родственный мне много лет муж мог бы сейчас съесть ради меня таракана? Надо будет спросить при случае.

Любовь никогда не бывает простой. Сашкины круги вокруг меня были замечены моими одноклассницами. Училась я в простой кунцевской школе. Там все проблемы решались достаточно просто.

И вот одним прекрасным весенним утром путь мне преградили несколько моих коллег по школе. Они решили меня бить за Сашку. А что? Равноправие так равноправие. Не только мужчинам сражаться за прекрасную руку объекта страсти роковой. Приговор был лаконичен и обжалованию не подлежал:

– Слышь, – сказала мне самая бойкая из троицы Лариска Авоськина, – Сашка за тобой бегает, тебе это так не пройдет!

– Это он бегает, а не я, – гордо и беспристрастно парировала я. – Мне ваш Сашка нафиг не нужен, хотите – забирайте.

Сказав это, я спокойно раздвинула амазонок плечом и пошла к школе. Возмущение внутри меня боролось с горделивой радостью, и очень быстро было положено на лопатки.

Мир вокруг становился все интереснее. Всякие кофточки, ветровочки, джинсики стали объектом долгих размышлений и примерок, был задействован мамин гардероб, кое-что было утащено у тети. Какой-то год даже у бабушки удалось экспроприировать сапожки. Только папе повезло. Хотя, как мне помнится, какой-то его свитерок с маминым пояском тоже пошел в дело.