Васе поежилась под солнцем. А потом сказала ему:

— Есть причина, по которой черти, как Полудница, на стороне Медведя.

— Многие, но не все, — ответил Морозко. — Черти не хотят пропасть, но мы знаем, что воевать с людьми глупо. Наши судьбы связаны.

Она молчала.

— Вася, как близко мой брат подобрался к тому, чтобы убедить тебя быть с ним?

— Он не был близко, — сказала она. Морозко вскинул бровь. Она добавила тише. — Я думала об этом. Он спросил, как я могу быть верна Руси. Толпа в Москве убила моего коня.

— Ты освободила Пожару, которая подожгла Москву, — сказал Морозко, глядя на воду. — Из — за тебя умер младенец твоей сестры, хоть она была готова умереть при родах. Может, ты заплатила за свою глупость.

Его тон ранил, слова пронзали внезапностью. Она испуганно сказала:

— Я не хотела…

— Ты пришла в город как птица в клетке из камыша, билась о прутья, ломая их. Ты думала, чем все закончится?

— Куда мне было идти? — рявкнула она. — Домой, чтобы меня сожгли как ведьму? Послушаться тебя, носить твой амулет, выйти замуж, родить детей и сидеть порой у окна, с теплом вспоминая дни с зимним королем? Мне стоило…

— Стоило думать, а потом делать, — он выдавил слова, словно ее последний вопрос жалил.

— Сказал демон холода, подвергший царство опасности, чтобы спасти меня?

Он молчал. Вася проглотила пылкие слова. Она не понимала, что лежало между ними. Она не была мудрой или красивой. В сказках не было о желании и раскаянии, о больших жестах и ужасных ошибках.

— Чертям поклонялись бы, — Вася сдерживалась. — Если бы Медведь получил свое.

— Ему поклонялись бы, — сказал Морозко. — Вряд ли ему есть дело до чертей, пока они служат его цели, — он сделал паузу. — Или что будет с людьми, погибшими от его планов.

— Если бы я хотела встать на сторону Медведя, не пошла бы искать тебя, — сказала Вася. — Но да, порой мне не хочется возвращаться и спасать тот город.

— Если все свои дни ты будешь нести бремя причиненного зла, ты лишь ранишь себя.

Она хмуро смотрела на него, а он глядел на нее, прищурив глаза. Почему он злился? Почему злилась она? Вася знала о браках, что осторожно продумывались, знала о парнях в деревнях, что ухаживали за светловолосыми крестьянками в летних сумерках. Она слушала сказки раньше, чем научилась говорить. Никто не готовил ее к этому. Она сжала кулаки, чтобы не касаться его.

Он отпрянул, а она глубоко вдохнула с дрожью и посмотрела на воду.

— Я посплю на солнце, — сказала она. — Пока отец Сергей не будет готов идти. Ты пропадешь, если я это сделаю?

— Нет, — сказал он, звуча так, словно возмущался. Но ей было жарко, она хотела спать и не могла переживать. Она сжалась на траве возле него. Последним она ощутила его легкие прохладные пальцы в своих волосах, словно он извинялся. И вдруг она крепко уснула.

* * *

Саша нашел их чуть позже. Демон холода сидел напряженно, настороженно. Летний свет словно проходил сквозь него. Он поднял голову, когда Саша подошел, и Саша поразился не скрытому взгляду на его лице. Но миг прошел. Вася пошевелилась.

— Дай ей поспать, зимний король, — сказал Саша.

Морозко промолчал, но ладонь пригладила спутанные черные волосы Васи.

Глядя на них, Саша сказал:

— Зачем ты спас жизнь отца Сергея?

Морозко ответил:

— Я не благородный, если ты так думаешь. Медведя нужно сковать, и мы не можем сделать это одни.

Саша молчал, обдумывая это. А потом резко сказал:

— Ты — не Божье творение.

— Верно, — его свободная ладонь была неестественно неподвижной.

— Но ты спас жизнь моей сестры. Почему?

Взгляд демона был прямым.

— Сначала для своих планов. А позже — потому что не мог выдержать ее гибели.

— Почему ты теперь с ней? Демону холода летом непросто.

— Она попросила меня. Что за вопросы, Александр Пересвет?

Прозвище звучало и искренне, и с насмешкой. Саша подавил вспышку гнева.

— Потому что после Москвы, — сказал он, пытаясь сохранять голос ровным, — она пошла… в темное царство. Мне сказали, что я не мог последовать за ней туда.

— Ты не мог.

— А ты мог?

— Да.

Саша обдумывал это.

— Если она снова пойдет во тьму… клянешься, что не бросишь ее?

Если демон был удивлен, он не подал виду. С далеким взглядом он сказал:

— Я не брошу ее. Но однажды она пойдет туда, куда я не смогу последовать. Я бессмертен.

— Тогда… если она попросит… если есть мужчина, что может согреть ее, молиться за нее и дать ей детей… то отпусти ее. Не держи во тьме.

— Тебе нужно определиться, — сказал Морозко. — Поклясться не бросать ее или отдать живому мужчине? Что именно?

Его тон ранил. Саша потянулся к мечу, но не сжал его.

— Не знаю, — сказал он. — Я не защищал ее раньше. Я не знаю, смогу ли теперь.

Демон молчал.

Саша сказал:

— Монастырь сломал бы ее, — он с неохотой добавил. — Даже брак, каким бы добрым ни был мужчина, каким бы светлым ни был дом.

Морозко все еще молчал.

— Но я боюсь за ее душу, — сказал Саша, голос невольно стал выше. — Я боюсь за нее, одну во тьме, и я боюсь за нее рядом с тобой. Это грех. И ты — сказка, кошмар. У тебя даже души нет.

— Может, нет, — согласился зимний король, но тонкие пальцы все еще гладили волосы Васи.

Саша стиснул зубы. Он хотел требовать обещания, признания, только бы отложить осознание, что он не все мог изменить. Но он подавил слова. Он знал, что от них добра не будет. Она пережила мороз и огонь, нашла укрытие, хоть и ненадолго. Может, этого хватало в таком жестоком мире.

Он отошел.

— Я буду молиться за обоих, — сказал он сдавлено. — Мы скоро отправляемся.

21

Враг у ворот

Был ранний вечер, яркий и спокойный, серые тени удлинились и смягчились до сиреневых, пока они нашли на берегу Москвы — реки переправу.

Мужчина посмотрел на монахов. Вася держала голову опущенной. С обрезанными волосами, в грубой одежде и с тощим телом она напоминала юного конюха. Сначала было просто забыть, где она была, пока она уговаривала лошадей не шуметь в лодке. Но ее сердце билось все быстрее, пока они приближались к дальней стороне реки.

А в ее голове Москва — река была скована льдом, красная от света огня. Мужчины и женщины суетились, спеша собрать хворост на костер. Может, бревна до сих пор плавают там, где безразличная вода забрала бы ее прах.