С удовольствием она уселась за стол и налила себе и мужу по тарелке темно-красного, восхитительно пахнущего борща. Бросила ложку сметаны и попробовала — замечательно!

— Мишка, как приятно есть из тарелки, а не из миски, красивой ложкой, да еще и вкусную еду. Нам в этом сезоне такая повариха попалась, что ей только в санэпидстанции работать, крыс травить, — оживленно болтала Маша.

Михаил молча слушал ее, лишь изредка отвечая «ага» или «надо же». Понемногу это начало раздражать Машу, но она твердо решила не подавать виду и никак не реагировать на такую реакцию мужа.

Маша была уверена, что вскоре Мишка станет таким же, как всегда, но он упорно продолжал отделываться от нее односложными ответами, не заговаривал первым без крайней необходимости и оживленным бывал лишь с Ксюшей. Однако сдаваться она не собиралась. Что ж, она сделала попытку выяснить, в чем дело, Мишка ей навстречу не пошел. Теперь, если он хочет, пусть дуется и дальше.

Да и, честно говоря, ей было просто некогда обращать внимание на настроение мужа. Маша была полностью поглощена своей работой. Близился срок отправки научных материалов на конкурс, а работы оставалось невпроворот.

Профессор Скворцов, как только увидел Машину находку, пришел в неописуемый восторг. Правда, как только он узнал о том, что второй образец, гораздо лучшей сохранности, исчез, ярость его была еще сильнее восторга.

— Маша, мы должны немедленно заняться поисками пропавшего образца. Я дам вам лаборантов… Я сам помогу вам в поисках! Нужно развернуть все привезенные экспедицией Рузаева образцы и самым тщательным образом проверить содержимое каждого свертка и мешочка!

— Иннокентий Ильич, — пыталась протестовать Маша, — да ведь это совершенно нелепо. Не мог он попасть в другую упаковку!

Правда, сопротивлялась она недолго. Слабая надежда на то, что удастся вновь обрести драгоценную находку, вновь зажглась под влиянием энтузиазма ее руководителя.

— Идемте в хранилище! И немедленно, немедленно! — вскричал Скворцов, хватая Машу за руку и увлекая ее за собой.

Однако двухдневные поиски, как и следовало ожидать, не дали никакого результата. Сидя за своим поцарапанным столом, Скворцов, по старой экспедиционной привычке отхлебывая крепчайший горячий чай из старенькой кружки, настойчиво убеждал Машу:

— Дорогая моя, вы не должны опускать руки. Предположим, что находка была всего одна — та, которую вы привезли. Так ведь и этого вполне достаточно! Ну конечно, работа будет более трудоемкой, препарировать этот череп будет весьма затруднительно, да и восстановить его полностью вряд ли удастся. Но и это не беда. Я твердо убежден в том, что это — новый вид, и вам придется просто потратить больше времени на доказательство этого.

Маша была полностью согласна с профессором и утвердительно кивала. А тот продолжал кипятиться:

— Ведь это прекрасно вписывается в вашу классификацию! Машенька, убежден, что при наличии такого подтверждения, такого уникального материала победа в конкурсе вам обеспечена! А какое это приобретение для науки! Немедленно, немедленно начинайте работу!

Маша и сама хотела поскорее приступить к изучению своей находки. Она, как и Скворцов, была уверена в том, что ей посчастливилось обнаружить доселе неизвестный вид древней амфибии, и, если ей удастся это доказать, ее классификация станет гораздо более убедительной и веской.

В самом начале, когда только стало известно о конкурсе, Машу захватила сама идея, научные перспективы, возможность поработать с лучшими зарубежными специалистами и приобрести кое-какое необходимое оборудование для лаборатории. Но верилось в это с трудом. Теперь, когда шансы на победу в конкурсе, и без того немалые, еще возросли, она уже целенаправленно стала стремиться к тому, чтобы выиграть его.

Маша сама себе не признавалась в этом, но, кроме научного, ею двигали и личные интересы. Обстановка дома оставалась довольно напряженной и, хотя она старалась не обращать на это внимания, все равно давила на нее. Теперь ей уже хотелось уехать на год в Эдинбург — попросту говоря, сбежать от непонятных семейных проблем.

Она целыми днями пропадала в институте, возвращалась домой уставшая, а Мишка даже не пытался выяснить, как идут ее дела. А возня с исследуемым образцом оказалась более долгой, чем сначала представлялось и Маше, и профессору Скворцову, и она уже начинала бояться, что не успеет завершить ее до последнего срока отправки материалов на конкурс.

Ей хотелось поделиться с мужем своими проблемами и опасениями, однако после первых же попыток прекратила эти разговоры. Он реагировал на ее слова так же равнодушно, как и в первый день после ее возвращения. Точнее сказать, никак не реагировал. А по выходным, когда Маша оставалась дома с дочкой, постоянно куда-то уходил. Конечно, любопытная Ксения каждый раз спрашивала отца:

— Пап, а ты куда?

— На работу, котенок.

— Так сегодня же воскресенье!

— Что ж поделаешь, работы много.

Ксюша отставать не собиралась:

— Пап, а я хочу в парке на карусели покататься. Пойдем, а?

— Не могу, котенок. Сходишь с мамой.

Маша не спрашивала мужа о его работе и о том, почему ему так необходимо все выходные проводить у себя в институте. Она знала, что он ответит ей так же, как и дочке, только совершенно отстраненным, равнодушным тоном.

В конце концов Маша не выдержала первой. В субботу утром, когда Ксюша убежала в школу (ее вполне можно было отпускать одну, так как идти ей нужно было всего квартал), Маша, поставив на стол завтрак, пристально посмотрела на мужа и спокойно спросила:

— Ну что, Миша, так и будем жить?

— А в чем дело? — осведомился он, намазывая на тост плавленый сыр.

— Слушай, хватит прикидываться! Скажешь ты мне в конце концов, что случилось?

— Скажу, — с готовностью кивнул Михаил. — Ничего не случилось.

— Ты что, издеваешься надо мной? — не выдержала Маша.

— Да нет… Ведь и на самом деле ничего не случилось.

— И что, мы вот так и будем жить, как сейчас?

Мишка отставил тарелку и внимательно посмотрел Маше в глаза.

— А это как тебе самой захочется.

— Как тебя прикажешь понимать?

— Как хочешь.

Он встал из-за стола и все так же ровно произнес:

— Спасибо за завтрак. Извини, мне на работу пора. Маша подождала, пока за ним закроется дверь, и только потом в сердцах грохнула в раковину сковородку. Она никогда не была сторонницей громкого выяснения отношений и уж тем более, упаси Бог, семейных скандалов с криками, взаимными обвинениями во всех смертных грехах и битьем посуды. Но сейчас она просто не выдержала.

Присев на подоконник, она подумала немного и решила тоже пойти на работу, хотя бы на несколько часов, до Ксюшиного прихода из школы. Правда, ребенок у них был вполне самостоятельным, и открывать дверь Ксения умела прекрасно, так же как и вскипятить чайник, подогреть обед или пожарить себе яичницу. Но нельзя же, в самом деле, даже по выходным оставлять девочку одну. В конце концов, ей нужно общаться с родителями, а не видеть их по полчаса в день — по утрам и перед сном.