— Как ужасно, — сказала Зои. — Когда это все случилось?

Софи медленно покачала головой, ее красные от плача глаза смотрели в никуда.

— Я не знаю. Но я думаю, я была одна три ночи.

Она посмотрела в сторону леса, из которого пришла.

— Я больше никогда не пойду в лес, — сказала она. — Я ненавижу его. Каждый раз, когда я засыпала, мне снились кошмары.

До Зои опять донесся отвратительный запах, исходящий от одежды Софи.

— Тебя тошнило?

Софи кивнула.

— Наверное, из-за каких-то ягод, которые я съела. Мне не следовало их есть, но я была так голодна. А потом у меня была диарея, и… я чувствую себя ужасно грязной.

— И ты поранила руку.

Зои взяла обеими руками маленькую, поцарапанную и грязную руку, чтобы осмотреть ее.

— Может, ты ее сломала или… о, ты обожгла ее.

Вдоль предплечья Софи тянулся длинный узкий красный ожог. Она была ближе к тому пожару, чем думала до этого.

— Больно.

Софи осторожно убрала свою руку из рук Зои и крепко прижала ее к телу.

— Ладно, мой маленький друг, — сказала Зои. — Нужно снять с тебя эту грязную одежду и вымыть тебя. Позволь мне поставить котелок побольше на костер. Подожди тут.

Она вошла в хижину, пытаясь двигаться автоматически, не останавливаясь и не думая. Если она начнет думать, то запаникует. Она была словно в каком-то безумном кошмарном сне. Кто-то будет искать эту маленькую девочку. Как близко они были? Что, во имя Бога, будет она делать, если они появятся? Она опять войдет в роль женщины-горы и будет держать винтовку у лица, пока этот кто-то не заберет ребенка. И если повезет, на этом все и закончится.

Она повесила котелок с водой над костром, а затем помогла Софи раздеться. Несмотря на свой недостаточный опыт общения с восьмилетними девочками, Зои была практически уверена, что Софи не похожа на остальных детей ее возраста. Она позволила раздеть себя без какого-либо смущения, так, будто для нее не внове было то, что незнакомец снимает с нее футболку и стягивает трусики. Вот когда Зои заметила большую повязку на животе девочки.

— Почему у тебя тут повязка? — спросила она.

— Это мой катетер, — сказала Софи. — Он привязан так, чтобы не болтаться.

Катетер. Господи, во что она впутывается с этим ребенком?

— Уфф, они очень грязные. — На лице Софи появилась гримаса, когда она увидела свои трусики. — Можно их выбросить?

— Да, — сказала Зои. — Мы их закопаем.

Она отбросила грязные трусики на несколько ярдов от них, затем обернула зеленое банное полотенце вокруг малышки, закрепляя его на ее груди.

— Зачем тебе катетер, Софи? — спросила она.

— Мы присоединяем его к аппарату диализа, — сказала она.

— Так у тебя проблемы с почками? — беспокойно посмотрела на нее Зои.

— Да, но мне уже гораздо лучше, чем было.

— Я рада это слышать, — сказала Зои, паника ее росла. — Как часто тебе нужно проходить диализ?

— Раньше каждую ночь. А теперь только вечером по воскресеньям и средам.

— Сегодня среда, — сказала Зои.

— Правда? Ой. Я также пропустила воскресный диализ. Впрочем, я вроде бы чувствую себя нормально. Хотя мне лучше не пить много жидкости.

О, так дело не пойдет. Зои вновь посмотрела в сторону леса, надеясь теперь, что кто-то ищет этого ребенка и появится здесь. Она опять сыграет роль сельской женщины, и девочку заберут.

— Вода уже, вероятно, достаточно теплая для тебя, — сказала Зои. — Я постираю твои вещи, а потом устроим тебе небольшую ванну, ладно?

Софи посмотрела на дверь хижины.

— А мы можем сначала позвонить моей маме? — спросила она.

— О, милая, — сказала Зои, осознавая, что Софи понятия не имела, в насколько затруднительное положение она попала. — У меня нет телефона.

В глазах Софи промелькнул страх.

— Может, нам пойти к соседям и воспользоваться их телефоном?

Зои покачала головой.

— Боюсь, у меня и соседей нет, я живу далеко от людей.

— У вас есть машина?

Зои опять покачала головой, и снова слезы хлынули из глаз Софи.

— Как же я попаду домой? — спросила она.

— Я точно не знаю, — сказала Зои, — Я что-нибудь придумаю. Но послушай, милая, — положила она руки на плечи Софи. — Пока что ты в безопасности, а это самое главное. Ты примешь хорошую ванну, а потом немного поспишь. Я вижу, что ты очень устала.

Софи закусила губу и посмотрела опять на дверь хижины так, будто она думала, что у Зои, может быть, есть там телефон, просто она об этом не знает.

— Ладно, — сказала она наконец.

Этот ребенок привык к принуждению, подумала Зои. Привык к тому, что все идет не так, как ей хочется.

Она помогла Софи принять ванну, затем дала ей кусочек кролика и немного консервированного гороха и уложила спать на надувном матрасе, который она приготовила для Марти. Малышка заснула еще до того, как Зои вышла из комнаты.

На поляне она постирала футболку и шорты Софи и повесила их на перила крыльца, чтобы они высохли. Затем она отнесла грязные трусики в лес и закопала их.

Возвращаясь к хижине, она надеялась, что обнаружит, что Софи нет. Может, ей приснилось появление малышки или, может, люди, которые ее ищут, нашли ее и забрали. Она вошла в хижину, прошла через гостиную в спальню, надеясь и молясь.

Но Софи была по-прежнему там, хрупкий беспризорный ребенок в кровати Марти, которому впервые за эти несколько дней не снятся кошмары.

В шесть двадцать, после часа или двух беспокойного сна, Жаннин и Лукас стояли на гостиничной стоянке, облокотившись о машину Джо. У них не было с собой машины, поскольку они прибыли в эту местность на вертолете, так что на командный пост им придется ехать с Джо и Паулой.

После визита Джо прошлой ночью Жаннин пошла на второй этаж мотеля, в номер Крафтов. Дверь в их номер была открыта, и шериф был по-прежнему там, он тихо говорил о чем-то со Стивом, в то время как Ребекка сидела на краю одной из кроватей, опустив голову на руки.

Жаннин села рядом с ней, обняв ее одной рукой.

— Мне так жаль, Ребекка, — сказала она.

Ребекка медленно подняла голову, ее лицо было красным и влажным.

— Я не могу в это поверить, — проговорила она. — Я просто не могу…

— Я знаю, — обняла ее нежно Жаннин, и странное ощущение появилось у нее.

Она знала, что сидит с Ребеккой на кровати, но у нее было такое чувство, будто она просто наблюдала за этой сценой со стороны. Она как-то отдалилась от этой женщины и ее трагедии. Не было больше вероятности того, что в мешке с телом была Софи. Каким-то образом она не позволяла боли Ребекки проникнуть и в нее, и, когда она говорила, она делала это механически, без чувств.