– А ты?

– Немного задержусь.

– Козел?

– Как получится. И потом... У нас не то, что ты думаешь.

– Значит, так... Передай ему... Пусть бережет себя.

– Угрожаешь?

– Ничуть.

– Угрожаешь, – протянула Наташа. – Не надо бы... У нас же с тобой все было хорошо... Ты успокоился?

– Все наоборот, Наташа... Завяз окончательно.

– Боюсь, что ничем не смогу тебе помочь.

– Сможешь.

– Иди, дорогой. Иди.

– Вот я сижу здесь с тобой, голой, уже минут двадцать, а он за твоей спиной яйцами трясет, делает вид, что в волейбол играет. А почему не подошел, не спросил, кто я такой, по какому праву, до каких пор...

– У него нет причин для волнений. А потом... Он тебя немного знает... По той ночи, когда ты Кинг-Конга изображал.

– У него есть причины для волнений. А не подошел он, потому что трусит. Все эти красавчики, которые так тревожат ваши девичьи сердца... Трусоваты. Даже Муха его раскусил.

– Муха был трезв?

– Не надо, Наташа. Чем Муха пьянее, тем яснее у него мысль.

– Мысль у Мухи? – рассмеялась Наташа.

– Я могу задать тебе тот же вопрос и рассмеяться так же весело, – Амок оглянулся на Козла, чтобы у Наташи уже не оставалось сомнений, кого имеет в виду. Он поднялся, отряхнул белые свои штаны от песка и зашагал в сторону асфальтовой дорожки. И только оттуда оглянулся – Наташа все так же смотрела в море, где плескалась ее загорелая дочерна дочка Лиза.

Слава Ложко сидел на обычном своем месте – за маленьким столиком у перил. Отсюда открывался лучший в Коктебеле вид на Карадаг, а чуть повернув голову, он мог видеть всех, кто входит в ресторан, кто выходит. Он мог даже видеть всех, кто идет по набережной, в какую бы сторону человек ни шел. Получалось так, что Слава, не покидая своего рабочего места, прекрасно знал, кто с кем идет к морю, кто с кем с моря возвращается, как поздно, как рано и в каком настроении.

Слава увидел Амока, едва тот появился в проходе, и помахал рукой, приглашая подойти.

– Глоточек? – спросил он, едва Амок сел за столик.

– А знаешь... Да.

Повинуясь неуловимому жесту Славы, через минуту к их столику подошла официантка и с молчаливой улыбкой поставила графинчик с коньяком, две рюмки и тарелочку с сыром, присыпанным зеленью. Слава наполнил рюмки.

– Помянем Свету, – сказал он и, не чокаясь, выпил свою. – Наша вина, не уберегли.

– Что-то он совсем озверел.

– Спасается. Жить хочет.

– А зачем ему жить? – удивился Амок. – Какая кому от него радость?

– Может, кто и любит его... И последняя сволочь плачет по ночам от безответной любви. – Слава пристально посмотрел на Амока. – Как ты думаешь?

– Знаешь, Слава... Я могу... А что касается последней сволочи, не знаю, не встречался.

– Не зарекайся, Амок... Может быть, ты хорошо знаешь маньяка, но тебе и в голову не приходит, что этот милый человек по горло в детской крови...

– Ну, если он плачет по ночам, пусть... Слезы, говорят, облагораживают.

– Наташу нашел?

– А с чего ты взял, что я ее искал?

– Об этом с утра весь Коктебель только и говорит. Последнее сообщение я получил от Мухи. Опять с нудистами?

– Да.

– Там какой-то качок у нее завелся?

– Видел я его. Все тот же... Козел.

– Сам разберешься?

– Уже... Но недостаточно.

– Помочь?

– Не надо. Наташа сказала, что меня Андрей искал?

– А вон он идет, – Слава кивнул в сторону прохода в ресторан.

Андрей явно похудел за неделю, проведенную в Коктебеле. К столику подошел быстрой походкой, резко сел на взвизгнувший стул, посмотрел в упор на Славу, на Амока.

– Глоточек? – спросил Слава.

– Разоришься на наших с Амоком страданиях, – усмехнулся Андрей, вынимая из заднего кармана брюк плоскую бутылку.

– Казалось бы, мелочь, а приятно, – усмехнулся Слава и опять сделал почти неуловимое движение рукой. Через минуту официантка все с той же одобрительной улыбкой поставила на стол тарелочку с сыром, маслинами и третью рюмку.

– Что за хмырь приставал к вам у Грина? – хмуро спросил Андрей у Амока.

– Не то чтобы приставал, – помялся Амок, – но проявлял интерес к Наташиной дочке. Сама задержалась в Доме, она, оказывается, частенько там бывает... Выхожу во двор, а этот хмырь, как ты говоришь, сидит перед Лизой на корточках и тискает ее ладошки.

– И Лиза терпит?

– Не то чтобы терпит... Больше слушает... Он по линиям на ладони вещает ей о прекрасном будущем... Красавец принц на белом коне и прочая чушь. А Лиза раскраснелась от этих сладких слов и как бы не замечает, что он делает с ее ладошками...

– А кто он такой? – спросил Андрей.

– Не знаю, как-то незаметно растворился в воздухе... Не то в калитку вышел, не то где-то в хозяйстве затерялся...

– Так он не экскурсант? – спросил Слава.

– Мы с ним перебросились несколькими словами... Он вроде работал там весной, плитку клал...

– Значит, местные тетки его знают? – Слава умел задавать вопросы, в которых уже таились ответы.

– Он, кажется, и приезжал спросить о работе... Его должны там помнить... Пожаловался, что мало заплатили, что частники, которые на побережье дома строят, куда щедрее...

Слава снова наполнил рюмки, положил перед каждым вилку, придвинул к центру блюдце с хлебом, который успела принести официантка.

– Мы только что помянули Свету, – сказал он Андрею. – Раз уж ты появился, то, думаю, неплохо бы и повторить.

– Конечно, – кивнул Андрей. – Представляешь, Слава, я отлучился на сорок минут, Равиля провожал. И за это время он изловчился... Света открыла ему дверь, думая, что это я вернулся. Ну, ладно... Царство небесное.

– Воздастся, – мрачно сказал Слава. – За все ему воздастся. Сука буду, если этого не случится.

– А ведь он не останавливается, – сказал Амок. – Сначала Лена, потом девочка у Чертова Пальца, теперь Света... Ничего... Засветится.

– Пойду еще с Наташей поговорю, – Андрей поднялся. – Она там, у нудистов? – спросил он у Амока.

– Там.

– Со мной не пойдешь?

– Послала.

– Доиграется девочка, – проворчал Слава. – Пора бы и остановиться.

– Остановится, – негромко заверил Амок.

Подтянув ноги и положив руки на колени, Наташа все так же сидела на холодном песке лицом к морю и смотрела в сторону горизонта. За ее спиной визжали голые мужики и бабы, гоняясь за мячом и потрясая вислыми своими достоинствами.